Почему не подошёл к парням? Да потому что у них были такие лица, будто они говорят о чём-то секретном. А всё секретное имеет для меня большую ценность. Поэтому я резко дёрнулся назад, за угол. Но сделал это настолько тихо, что сам поразился. Молодец, Замирякин. Реально в отличной спортивной форме себя держит. Или держал… Теперь уж и не знаю, какой глагол правильно использовать в данном случае.
— Игорь, от Вижая до второго северного, в общей сложности получится пятьдесят пять километров. Их мы проедем на машине. Зачем? С самого начала ты ведь планировал идти с этой точки на лыжах. Ладно, вчера уже поздно было. Если бы мы вышли, то и к ночи, наверное, не добрались бы. У Блинова маршрут другой, ему можно. Но у нас при таком раскладе маршрут получится в 245 километров. Это «двойка», но никак не «тройка». Ты сам это понимаешь.
— Понимаю, — Дятлова я теперь не видел из-за угла, но его голос, мне кажется, стал ещё более напряжённым. — Товарищ Хакимов упёрся. Говорит, не имеет права позволить идти нам своим ходом. Мол, глупость это. Он и машину предоставил, кстати.
— Хакимов… — Рустик на пару минут замолчал, пытаясь сообразить, что за хрен этот Хакимов и какая ему вообще разница до группы Дятлова.
У меня, кстати, вопрос тот же. Такую фамилию я вообще не помню. Даже не уверен, кстати, что её дядька упоминал. С другой стороны, дядька в Вижае и не был, может, поэтому не знал.
— Слушай, я не понимаю, в чём дело, но оно точно есть, — Игорь буквально выплюнул эту фразу нервно, с негативом. — Главное, Блинова он отправил вчера, а нам только сегодня транспорт даёт. И ещё… В маршрутной книжке он поставил печать комендатуры. Зачем, не понимаю. Я уже был на почте. Там отметился. Заодно отправил телеграммы в турсекцию УПИ, в городской комитет физкультуры и спорта. У меня вообще такое чувство, будто…
Игорь замолчал. Примерно с минуту стояла тишина. Я застыл изваянием, даже дышать перестал, боясь пропустить хоть слово. Рустэм, видимо, зная хорошо товарища, его не торопил, ждал, пока тот соберётся с мыслями и выскажется.
— Ладно. Ерунда это. Нервничаю просто почему-то. Слушай… Ну, зачётные у нас триста километров. Мы кусок маршрута изменим. Пойдём вдоль Лозьвы. Река тут такая, помнишь? Давай, топай к остальным. Я сбегаю за машиной.
Не дожидаясь, пока Слободин выйдет из-за столовой, я тремя прыжками оказался возле крыльца здания. Там и замер, с умным видом уставившись вдаль. Мол, вот — курю, никого не трогаю, ничего не слышал.
— Эй, Замирякин! — окликнул меня Рустик, едва только появился из-за угла. — Ты чего прохлаждаешься? Сказали же, идти собираться.
Я помахал рукой, демонстрируя почти истлевшую сигарету, выбросил бычок и с невинным видом пошёл следом за Рустэмом. В итоге на момент нашего с ним появления в гостинице, оказалось, что вещи уже собраны, а девочки даже навели порядок в комнате.
Мы немного потрындели о том, о сём. Студенты снова принялись обсуждать вчерашний фильм, «Золотую симфонию». Из трёх просмотренных этот ребят особенно впечатлил. По их разговору я понял, что Игорь после фильма даже петь пытался киношную песенку «О, Джеки, Джом» и танцевать. Вот что с человеком искусство делает. Так, в разговорах, мы и ждали начальство.
Дятлов появился не так скоро. Время близилось к обеду, когда за окном раздалось тарахтение, а через минуту в коридоре раздался его голос:
— На выход! Живее!
Не успели ответить, а сам руководитель группы появился в комнате.
— Всё, машина подана. Собираемся! Нас подбросят на сорок первый участок, а оттуда уже своим ходом. Поторапливайтесь!
Народ засуетился, похватал рюкзаки, вещевые мешки и гуськом двинул к выходу. Я не торопился. Дождался, когда из комнаты выйдут почти все, и пошёл сам, следом за Золотаревым. Манечка у меня насчёт Семёна. Даже в подобной, казалось бы, незначительной ситуации, не хочу скользкого типа у себя за спиной оставлять.
Короче, из Вижая мы с горем пополам выехали во втором часу дня. Студенты мои этому факту весьма радовались, а вот лично мне хотелось биться головой о ближайшую стену. Причиной был тот самый транспорт. Зима, холодно, а у нас грузовик открытый! Я-то думал, поедем под брезентовой крышей, хоть какая-то защита от погоды. Ага. Щас. Ну трындец! Ехать наверху шестьдесят третьего газона, это, скажу я вам, тот ещё аттракцион невиданной храбрости. Замёрзнем, как цуцики, пока доберёмся к номерному участку.
Я перелез поближе к кабине, чтобы не так трясло, привалился спиной к борту и прикрыл глаза. Студенты, вот ведь неугомонное племя, наплевав на мороз, снова всю дорогу трындели о вечном: о любви, о дружбе, не обошли стороной даже проблемы рака и способов его лечения. Интересно, я в их возрасте таким же очарованным был?
А потом они стали песни петь. Млять… Песни… Я за всю свою жизнь не слышал столько песен под гитару, как за эти пару дней. И, кажется, я скоро их просто возненавижу. Тем более репертуар у дятловцев не сильно огромный, некоторые музыкальные, чтоб их, произведения, я слушал по второму, а то и по третьему кругу.
Самое интересное, их вообще не парили никакие неудобства. Как и тот факт, что мы ехали на машине без тормозов, со сломанными рессорами. Эта деталь, кстати, выяснился, когда народ уже забрался в кузов и там благополучно расселся. Водила со смешной прибалтийской фамилией так и сказал:
— Ну, что, смертнички, поехали? Вы там держитесь покрепче, если чего. Тормозов нет, рессоры сломаны.
Сука! До костей продрало. Я сначала, честно говоря, всерьёз не принял. Думал, прикалывается. Ну вот такое хреновое чувство юмора у человека. Тем более мужик, как оказалось, из бывших сидельцев. А вот когда я понял, что водила не шутит, мне стало не до смеха.
— Что случится, головой ответишь, — сообщил ему хмурый мужик лет сорока.
Кстати, да. С нами подвязались ещё два попутчика. Один — киномеханик со смешной фамилией Хантанзеев. Он вёз на 41-й участок три фильма. А второй — весь из себя серьёзный тип, который оказался инженером какой-то местной организации, связанной с лесодобычей.
— Обижаете, товарищ Дряхлых, — хмыкнул водила. — Я эту машинку знаю как свои пять пальцев. Я вас не то, что без тормозов, я вас без колёс доставлю в лучшем виде.
Мужик недовольно поморщился, но промолчал. Собственно, он всю дорогу был крайне неразговорчив и нелюдим. А вот киномеханик — наоборот. Когда дятловцы напелись до одури, а у меня грозился приключиться нервный припадок от их творчества, Хантанзеева потянуло на обсуждение местных легенд.
— О-о-о-о-о… Так вы на высоту идёте? — включился он в общий разговор после того, как мои товарищи принялись обсуждать будущее восхождение. — Опасное место, в курсе? Гора Холатчахль имеет для местного населения сакральный смысл. Название переводится с мансийского как «гора мертвецов», и с ним связана легенда.
— Вы про всемирный поток и погибши манси? — хмыкнула Зиночка. — Нас уже просветили.
— Потоп — ерунда! Выдумки! Религиозная чушь! — отмахнулся киномеханик. — Тут другое! В незапамятные времена на вершине располагалось капище. Там местные молились богине смерти Сорни-Най. Вот же имечко, на трезвую не выговоришь! А знаете, как с ихнего переводится?
— И как же? — поинтересовался Саня.
— Золотая Баба, во как! Ну и вот, шаманы местные на этом капище много веков проводили ритуал жертвоприношения. Жертву, значит, богине приносили. Ровно девять живых существ убивали. Оленей там, или уток всяких. Но однажды…
Тут рассказчик попытался таинственно понизить голос, но открытый кузов грузовика — не лучшее место для театральных эффектов.
— Однажды по неизвестным причинам жрецы пожертвовали богине девять молодых охотников. И этот дар настолько пришёлся по душе богине Сорни-Най, что с тех пор всем жертвам она предпочитала только людей.
Я, честно говоря, сначала не особо вслушивался в трёп киномеханика, но вот последняя информация заставила меня напрячься. Девять? Серьёзно? Дятловцев, погибших на горе, тоже было девять… Что это за совпадение, блин… Или не совпадение, а как раз в этом и суть?
— А! — Хантанзеев радостно хлопнул в ладоши, не знаю, что весёлого он находил в рассказах о погибших людях. — В начале века, кажется, в конце двадцатых годов, у горы погибли девять учёных-геологов. И заключённые… Да… Года три-четыре назад из лагеря сбежали зэки. Из ивдельского лагеря. И знаете что? Нашли их мёртвыми. Так-то… А вообще, здесь в этих местах, на той самой вершине, за всё время в общей сложности погибло или пропало без вести двадцать семь человек.