Три года назад, когда была еще жива Буська, Лилька приехала в Москву в начале декабря, именно в это время она чаще всего и выбиралась на свою историческую родину, и с размаху, как только Александра открыла дверь, поставила на пол сумки и бросилась ей на шею, громко напевая какой-то зарубежный шлягер.
– Поздравь меня, я выхожу замуж!
– Здорово! – откликнулась Александра. – За нашего выходишь или за кого?
– За нашего, – и Лилька залилась звонким смехом. – Иностранцы все такие ску-у-учные, – протянула она своим звонким голоском. Лилька нравилась всем и вся. Счастливое сочетание разных кровей – русско-татарских, польских и грузинских – сделало ее настоящей красавицей. Блондинка с огромными темными глазами и бархатистой золотистой кожей. Широкие скулы, красивая форма губ. И в придачу женственная фигура – с изгибами и вместе с тем точеная, без грамма жирка…
Такой сияющей Александра Лильку никогда не видела. Она смеялась, шутила, потом забралась с ногами в кресло и, рассматривая на свет темно-янтарное виски, протянула внезапно севшим голосом: «Кажется, я все, отстрелялась! – И без всякого перехода: – Ты когда-нибудь любила, подруга?! По-настоящему, так, чтобы на тебя мужчина смотрел, а внутри тебя не то угольки разгораются, не то мягкая бархатная лапка стискивает сердце так, что дышать трудно. А? Я даже не знала, что подобное бывает». Острая боль пронзила Александру. Вспомнилось, как ее любовник сказал однажды, как бы мимоходом: «Ты словно ледяная: вроде бы рядом и в то же время – далеко. Иногда кажется, что ты – не здесь, а в другом месте. И тогда хочется крикнуть: «Ау, Александра, вернись!» Он сказал это без всякой злости, но именно в этот момент она вдруг поняла, что их отношения закончились, обмелели, как река после того, как половодье закончилось. Вода спала, и видны голые неуютные берега.
– Нет, не любила.
«Наверное, моя стезя – это одиночество, – подумала Александра, – и никому не дано растопить тот ледяной ком, поселившийся во мне когда-то. И надо привыкнуть к этой мысли и жить дальше, не зацикливаться на этом. У кого-то цвет глаз карий, у кого-то серый, у кого-то жизнь семейная, у кого-то – одинокая. Обстоятельства моей жизни уже заданы, и глупо биться головой об стенку в надежде, что она рухнет или сломается».
– Жаль! Очень жаль… Ну что, подруга, желаю тебе испытать это чувство, потому что без него жизнь – не жизнь, а смятый листок бумаги, который и выбросить не жалко.
После этого наступила пауза, Лилька притихла, и Александре казалось, что вокруг подруги текла нежно-тягучая медовая струя любовного томления, умиротворения, которое, как она догадывалась, всегда наступает после того, как двое погрузятся друг в друга без остатка, а потом вынырнут из этого омута – молчаливые, опустошенные, потому что все слова уже сказаны и отброшены за ненужностью. А от исступленно-страстных мгновений осталось, как драгоценный осадок, – вот это блаженное молчание, перетекающее в молитвенную благодарность жизни. Она так и запомнила Лильку с блестящими сумасшедшими глазами. Александра даже и не подозревала, что Лилька может быть такой.
После этого Лилька снова завертелась-закрутилась в вихре своей жизни, но в свой последний приезд выглядела строже, серьезней, как будто бы в ней что-то погасло, отгорело. И взгляд иногда подергивался легкой дымкой, как озерцо первым льдом. Александра ни о чем не спрашивала, и так все было понятно. Зачем сыпать соль на раны? Лилька уехала, по-прежнему присылала ей снимки, но теперь помимо романтизма в них появилась затаенная печаль, грусть, свернувшаяся клубочком, как котенок.
Александра сидела на кухне и вспоминала свою жизнь, когда раздался звонок. Звонила Лилька, о которой та только что думала.
– Я сейчас к тебе приеду, – сообщила она сразу. – Сиди и жди меня.
При первом же взгляде на Лильку Александра поняла, что та изменилась. В ней появился легкий налет горечи. Он проскальзывал во взгляде, складке около губ, опущенных плечах.
Они сидели на кухне и пили коньяк, привезенный Лилькой.
– Я приехала сюда с женихом.
– Почему же ты не поднялась вместе с ним?
– Нет-нет. – Лилька улыбнулась, но улыбка быстро пропала, как будто бы ее стерли с лица невидимой губкой. – Кирилл остался дома. Я имею в виду приехала в Москву вместе с ним. Мы вскоре поженимся.
– Поздравляю.
Но все поздравления Александры Лилька отмела с ходу, словно она слушала их миллион раз, а в миллион первый… выслушивать было особо тягостно. Сказала только, что жить они будут за границей, у ее будущего мужа есть серьезные предложения от западных фирм. Он был неплохим специалистом в области компьютерных технологий. Они приехали сюда ненадолго, а Новый год они хотят встретить в одном экстремальном новогоднем туре, что очень романтично.
– И куда вы собираетесь? – спросила Александра.
– На Урал.
– На Урал? – переспросила она, и ей внезапно стало трудно дышать.
– Да. Тур так и называется: «Экстремальное новогоднее путешествие по Уралу». Сначала живем в лесной гостинице, а потом отправляемся в лыжный поход.
– У меня там родители… – Александра не договорила.
– Я помню, – моментально откликнулась Лилька.
Они замолчали.
Александра вдруг поняла, что хочет съездить в то место, где погибли ее родители. Более того, она должна туда поехать. Отдать дань памяти. Соприкоснуться. Она бежала от всего и прежде всего от себя. Но правду говорят, что от себя не убежишь, как ни старайся. Можно только отсрочить свидание с самим собой. Да и то ненадолго.
– Лиль! Я тоже хочу поехать с вами…
– А? – Похоже, мысли Лильки витали где-то далеко.
– Я тоже хочу в этот поход.
– Ты уверена, что это тебе надо?
– Да, – твердо сказала Александра. – Надо.
– Но ведь ты только что сказала, что там… – И она замолчала.
– Поэтому и хочу.
– По-моему, это глупо и неправильно. Я бы не советовала, подумай хорошенько, ведь я понимаю, что твоя жизнь из-за этой трагедии…
Пауза Лили разрасталась: она вбирала в себя одинокую жизнь Александры, ее неумение строить отношения с людьми, отсутствие всякой личной жизни, нежелание выйти из собственной скорлупы и зажить по-настоящему, без оглядки на прошлое.
Никто не знал, что она боролось против собственного страха, что она, преодолев панический ужас перед лыжами, встала на них, задыхаясь от приступов удушья и жалости к себе, и словно заново училась кататься по ровной местности и с горок, как ребенок – ходить, постепенно увеличивая нагрузку и темп. Ей казалось, что так она стала ближе к родителям, ведь они учили ее не бояться и преодолевать трудности. И на последней фотографии они такие счастливые, смеющиеся, с лыжами в руках. Александре казалось, что она видит снег на маминых ресницах и слышит дыхание отца.
– Ты поможешь мне?
– Помогу…
Но на другой день, когда Александра позвонила Лильке, та сказала, что мест в туре нет. Группа уже набрана.
– Мне жаль, что так получилось. Но может быть, и к лучшему. Мы еще увидимся, Сань. Я тебе позвоню и приеду перед отъездом. Или уже встретимся после того, как я вернусь. Посидим, отметим Новый год и мою предстоящую свадьбу. Я тебя со своим женихом тогда и познакомлю.
Они распрощались. Трубка сотового чуть не треснула от того, что Александра сильно сжала ее. Она смотрела на телефон, как будто бы видела его впервые. А потом выдохнула: «Нет». Она должна быть там. Непременно. Если группа набрана, то может быть она сумеет упросить взять еще одного туриста, Александра была готова даже переплатить – лишь бы попасть в эту группу. «Для меня это как вопрос жизни и смерти», – сказала она вслух.