Вот он мне и обозначил: мол, надо отказаться от курева. Выпить — ок, но в адекватных количествах. Моя мера адекватности, правда, сильно отличается от его. Но я не рассказываю доктору подобных деталей. Не скажу, что сильно злоупотребляю алкоголем, просто иногда приходится держать марку перед нужной компанией. Иначе коллеги по бизнесу не поймут. Все мы сейчас зожники до определённого момента.
А вот сигареты — зло. Раковые палочки, чтоб их. Этот докторишка мне так и заявил. Тут еще как раз сердечко с какого-то перепуга начало пошаливать, и я бросил от греха подальше. Однако сейчас, похоже, курит моё новое тело и горя не ведает. Ну, хоть какие-то бонусы во всём случившемся имеются. Я глубоко затянулся, прикрыл глаза и с наслаждением выпустил дым. Эх… И табачок какой хороший. Крепкий, да. Но заходит просто отлично.
Это там, в своей обычной жизни, я вынужденным зожником стал. Спорт, питание, режим дня, массажи, все дела. А при том раскладе, который сейчас имеется, заморачиваться на всю эту модную ерунду совершенно не имею желания. Тут вон дядька мой кругами бегает. Сам я — хрен пойми кем оказался. Какой, к чёртовой матери, ЗОЖ.
Я ещё раз с удовольствием затянулся, спустился с крыльца и отошёл в сторонку. Решил подождать своих, так сказать, «подельников». Кое-что уточнить хотелось. К примеру, почему комсомолец Биенко с ними попёрся.
Дядьки, кстати, во дворе уже не было. Впрочем, остальных студентов тоже. Видимо, когда дежурный отправил их на улицу, парни решили свалить от греха подальше.
— Вот такая вот ваша комсомольская дружба… — высказался я вслух.
Хотя, чего я на ребят наговариваю? Какая у нас с ними может быть дружба? Я их не знаю, они меня тоже. Да и в студенческой жизни вряд ли одними тропками ходим, если вспомнить, что я в теле мальчика-мажора.
— Ну, нет, так нет, –хмыкнул я и тихо порадовался, что мне никто не ответил.
Вот ведь, стою возле ментовки и болтаю чисто сам с собой. В этот момент, словно в ответ на мои мысли, возле отделения нарисовался знакомый паренёк. Я видел его среди туристов, когда мы торчали на привокзальной площади.
Он шустро пробежал мимо меня в отделение полиции… тьфу ты, милиции… конечно же, милиции… Надо запомнить, как таблицу умножения, как советский гимн, который я до сих пор могу рубануть наизусть. А то и правда за подобные оговорочки меня линчуют местные жители. Я проводил студента взглядом, выкинул окурок и задумался.
Итак, что я имею? Имею я новое молодое тело, 1959 год, живого дядьку. Причём дядьку юного, полного комсомольского задора и вполне активного. Но! Это лишь цветочки. Ягодки совсем в другом. Вернее, одна ягодка, но таких размеров, что задолбаешься её жрать без ножа. А вот ножа-то как раз и нету.
Помимо всего прочего, имею я группу Дятлова…
— Вот чёрт… — я тихо хохотнул и покачал головой. — Звучит-то как… по-дурацки…
Не имею, а, скажем так, случайно оказался рядом с группой Дятлова. В этой версии оно поприличнее выглядит.
Значит что? Сегодня как раз то самое число, когда студенты свердловского Политеха отправились в горы, знать не зная, ведать не ведая, что идут на верную гибель. То самое… Но дядь Славы в их группе быть не должно. Вообще. Он по какой-то причине остался тогда в Свердловске. По крайней мере, в моём времени должен был остаться. За что, кстати говоря, всю жизнь испытывал чувство вины.
— Причина… Какая же это была причина… — я нахмурился, потёр лоб ладонью. — Ну, же, Сашка, вспоминай! Тебе ведь дядька этим Дятловым в своё время всю плешь проел…
Однако хоть убейся, хоть застрелись, в голове не всплывало ни одной подходящей версии. Просто он не пошёл тогда с группой и всё тут. Это я знаю наверняка.
Именно поэтому, кстати, все годы, до самой смерти, дядька и посвятил выяснению правды. До самого последнего дня пытался расследовать таинственную историю гибели своих товарищей, докопаться до истины. Ещё и меня припряг. У него в один момент прямо второе дыхание открылось. Совсем покой потерял. Носился со своим расследованием, будто одержимый.
Это было после того самого Хасавюрта. После предательства. Нас предали, да. Родина-мать оказалась мачехой. Вернее, не она сама, конечно. Политиканы долбанные. Слили победу, которую мы почти уже крепко держали в своих руках. Капелька оставалась. Крошечка. Чуть-чуть дожать этих гадов. Додавить их. И тут — на-ка! Как обухом по голове. Мы заключаем мир.
В общем, так мне тошно стало тогда. На самом деле, без преувеличения. Блевал минут пять, не мог остановиться. Я! Человек, которому не привыкать кишки товарищей обратно им в пузо запихивать. Который видел своих друзей не просто трупами, а трупами разной степени обгорелости. Блевал я, словно студент-практикант в морге. Правда, перед этим в один заход пузырь водки в себя опрокинул. В качестве успокоительного. Чтоб не взорваться и кому-нибудь башку не прострелить на эмоциях. Кому-нибудь в генеральских погонах…