Гадая по поводу грузовика, все трое определенно недооценили глубину выгребной ямы, в которую их закинуло. Надежд, что взвод занесло то ли в прошлое, то ли в параллельное измерение (Крастер в былой жизни был совсем даже не чужд развлекательной литературы) в иной период, кроме Корейской войны, ни у кого из них практически не оставалось.
Капитан Фаррелл не стал скрывать, что думает о том же самом, что и Крастер:
– Какой бы дьявол нас сюда ни забросил, но точно не для того, чтобы мы банально пожали руки корейцам пятидесятых.
Крастер, несколько напряженно наблюдавший за подходившим к ним корейским лейтенантом, согласился с капитаном без колебаний:
– Так точно, сэр. Я б даже не надеялся. Хотя очень хочется.
Взводный сержант предпочел отмолчаться.
Южнокорейский офицер тем временем увидел надпись «Морская пехота» на сером борту «Супер Сталлиена» и сразу же впал в экстаз.
По проникновенной речи на корейском с примесью отдельных английских слов можно было предположить, что лейтенант от появления морпехов в абсолютном восторге. Возможно, даже настолько, что готов познакомить офицеров со своими сёстрами и даже не спросить, зачем Фаррелл носит золотое кольцо на пальце. Дабы хотя бы узнать имена избранниц, срочно требовалось найти переводчика.
Так как аборигены предоставить его не торопились, искать пришлось Крастеру. По привитой уже службой привычке лейтенант долго думать над этим вопросом не пожелал:
– Ланс-капрал Чой, ко мне!
Из травы поднялся автоматчик первого отделения Джон Чой, невысокий, но жилистый, как корни дуба, этнический кореец из Орегона.
– Капрал Чой, если я не ошибаюсь, то наш собеседник говорит по-корейски. Вы, если меня не подводит память, этнический кореец. Нам с капитаном очень хотелось бы понять, о чем он ведет речь.
– Прошу прощения, сэр, но я из третьего поколения и практически не говорю на корейском.
Вставший рядом с командиром взвода взводный сержант в непритворном удивлении поднял измазанную запекшейся кровью бровь. Умница Чой сообразил, что к чему, и поспешил разъяснить ситуацию:
– Сэр, я даже рапорта на доплату за знание иностранного языка не подавал! Меня в детстве немного учила бабушка, но с тех пор прошло много времени! Все, что я сейчас могу, это угадывать смысл бытового разговора!
Крастер, у которого в пределах досягаемости не было ничего лучшего, в доводы подчиненного вникать никакого настроения не имел.
– Чой, а не вас ли я постоянно замечал в компании южнокорейских морпехов?
– Но, сэр, в Южной Корее практически все говорят по-английски…
– Ланс-капрал, вы, вероятно, удивитесь, но других морпехов, которых учила корейскому языку родная бабушка, в радиусе пары миль не наблюдается! Также я заметил, что наш собеседник английского языка не понимает. Поэтому других кандидатур на должность переводчика, кроме вас, во взводе нет. И не предвидится! Так что постарайтесь припомнить все, чему вас учили в детстве. У вас на это есть целая бездна времени – примерно так пять минут! Для того чтобы было легче очистить сознание и воскресить в памяти уроки бабушки, можете даже присесть в позу лотоса. Только ботинки не забудьте перед этим снять, чтобы обмундирование не испачкать.
Чой, тоже уже сообразивший, что альтернативы его услугам не предвидится, подавил чуть было не вылезшую ухмылку.
– Вас понял, сэр. Время на подготовку не требуется.
Состоявшийся далее разговор толмачей чем-то напоминал научную дискуссию в жопу пьяных студентов по теме сопротивления материалов. В ходе которой, однако, после первых неудач процесс в конце концов наладился. Правда, помог этому не столько Чой, сколько пассажир подъехавшего вслед за грузовиком джипа – ещё один лейтенант вооруженных сил Республики Корея, со знанием английского языка несколько лучшим, чем у первого.
В итоге общения выяснилось следующее. Да, вертолет действительно находится на территории Республики Корея пятидесятых годов. Да, морские пехотинцы действительно провалились в период Корейской войны. Причем в один из самых неприятных моментов, какой только мог в ней случиться – успешного красного наступления лета пятидесятого.
Вокруг стоял август 1950 года. Вертолет лежал на знаменитом Пусанском периметре – тонкой линии, защищающей жалкие остатки территории Республики Корея от её окончательного захвата коммунистами. Хуже могли быть разве что район Сеула перед красным вторжением или ареал того же Чосинского водохранилища с падением на пути у перешедших границу ста тысяч китайских «добровольцев». В данный период по крайней мере было тепло.