— А не застесняешься, вон ты какая стала модная. — пошутила Валя.
— Что ты, Валюша. Ты и в робе все равно красивее меня!
Они прошли по чуть тронутой первой зеленью аллее парка, свернули на боковую дорожку, где не бегали даже вездесущие мальчишки с самокатами.
— Посидим немного, — предложила Маша, показывая на скамейку под лиственницей.
Валя внимательно посмотрела на нее, садясь с краю, и спросила откровенно:
— Уж не с Николаем ли поссорилась?
— Нет, что ты. У нас с ним все хорошо. Просто скучно мне стало. Сижу дома, все одна да одна, когда, еще он с работы вернется? Раз вымою пол, посмотрю, вроде в углу еще пыль осталась — и снова вымою. Пробовала шитью учиться, да все это не то. Мне самой работать нужно, не могу я без этого.
— Ну вот! А я что говорила?
Маша слегка нахмурилась:
— Ты не то говорила… Ты еще не понимаешь. Я ведь с работы не из-за каприза своего ушла и не только потому, что Николай просил. Маму свою вспомнила, всегда говорила: «Для женщины ничего нет важнее семьи и уж коли есть она — береги». Мама моя это умела — семью беречь.
Она задумалась и, вздохнув, добавила:
— Но только время тогда было другое вот о чем я забыла… В общем, пойду-ка я опять в родную свою бригаду, трудно ведь вам сейчас. Не возражаешь?
— Конечно, нет! Ты-прелесть, Машенька! Только… что скажет Николай?
— А я уж его уговорила, он не против — улыбнулась Маша, — Значит, договорились? А сейчас мне пора, Николай скоро вернуться должен. Может, зайдешь ко мне пообедать?
— Спасибо, но мне некогда. Иди уж одна сегодня к своему Николаю. Но чтобы завтра на работу не опаздывать! — пошутила Валя.
Валя осталась одна на тихой безлюдной аллее Она неторопливо пошла вперед, на ходу пригибая и нюхая веточки лиственниц с только что брызнувшими из почек мягкими иголками.
Аллея привела к читальному залу. Как-то они здесь были с Александром Ильичом. Но как давно она его не видела! Он не искал больше встреч с ней и как будто исчез из города. Вале даже казалось, что та женщина уехала не одна, она и его увезла с собой.
В читальном зале шла лекция. Валя прислушалась, но не сразу поняла, о чем говорит лектор — смешной маленький человек с добрым лицом. Потом заинтересовалась. Он говорил о том, что люди этого северного города должны умело и бережно пустить на его улицы тайгу — деревья и кусты, цветы и травы.
Вот никто ведь не сажал на газонах города простые желтые одуванчики, но как хороши они в густой зеленой траве. А если рядом с ними вырастет нежный голубой журавельник, синие ирисы, розовый иван-чай! А сколько еще других цветов прячет от людей тайга! Пока что вдоль улиц тянутся лишь реденькие шеренги елохи, но ведь совсем недалеко от города цветут и черемуха, и шиповник, и сияющие золотистые рододендроны. Сопка, на которой раскинулся город, когда-то принадлежала им одним. А где они сейчас? Деревья и цветы можно вернуть обратно, лишь бы люди их не губили, а берегли.
Валя невольно вспомнила маленькую лиственницу и кустик брусники, которые она пыталась спасти возле строящегося дома. Сегодня там ровная асфальтированная площадка. А почему бы не оставить на месте этот крошечный кусочек тайги? Лектор был прав: зеленой красоты леса еще очень не хватает улицам города. А кто же это все-таки выступает?
Валя заглянула в зал и узнала выступавшего: ведь это Гордеев. Зимой на выставке в клубе она видела, какое чудо совершили его руки, вырастившие даже землянику на этой земле! А то, о чем он говорит сейчас, разве это менее важно? Уметь самой видеть неброскую красоту колымской тайги и научить этому других! Сделать так, чтобы северная природа стала деталью будущего городского пейзажа, чтобы сам город обрел наконец собственное, никому, кроме него, не принадлежащее лицо… Теперь все это станет и ее кровным делом.
Зина поднималась по лесам дома. Самого высокого на всей главной улице. И с каждым шагом вверх город развертывался вширь и вдаль.
Вот дома отступили, и с высоты стал виден район новостроек. Главная улица не захотела остановиться на полпути к вершине. Некоторые дома, перевалив через сопку, хоть одним этажом успели подняться над вершиной и увидели море. Пока еще скрытое от них лесами и дощатыми вагончиками всяких подсобных служб, но уже близкое, манящее. Незрячие, кое-где лишь намеченные в камне окна, все тянулись к морю, как одуванчики — к солнцу. Этой части Синегорска дружить с ним всегда. Город словно бы перекинул через приморскую вершину второе белокаменное крыло и теперь сверху напоминал птицу перед полетом.
Зина поднялась на самую верхнюю линию лесов и остановилась. Отсюда был виден спуск в поселок, к берегу моря. Туда город еще не пришел, он только смотрел на свои будущие владения со всех вершин огромного амфитеатра.