- Эх ты, молотилка-колотилка, мелешь, сам не знаешь, чего мелешь, - с укоризной заговорил дядя Роман. - Таким, что в твоем писании обрисованы, если ты хочешь знать, только в душе и мыться подсильно, хлибкие-то не больно-то парятся.
Исусик наморщил лоб.
- Да, это рассужденье сурьезное... - И тут же начал спасаться. - А раз в Божьем писании есть, должно все сбыться. Писание не игрушкино дело!
- Демагог! - заключил Дерикруп. - Скажете, нет? - спросил он у мужиков.
Те согласились с ним, явно приняв незнакомое слово за какое-то ругательство.
Потом разговор перескочил на другие темы, и было рассказано множество былей и небылиц. Когда дело коснулось медицины, Исусик заявил, что вся эта медицина сплошной обман и что доктора существуют только для того, чтобы денежки выуживать у простаков. В подтверждение он рассказал такую историю.
- Вот в одном селе парень захворал. Молодой был - кровь с молоком! А потом стал чахнуть, чахнуть. Родители евонные к одному доктору, к другому не игрушкино дело с дому работника терять. Корову стравили, коня, за куриц принялись, а доктора все свое: не можем ничего сказать определенного. А тут как раз на постой к этим крестьянам верховские обозники встали. Узнали они про всю эту ужасную жизнь парня и говорят: "Поезжай-ка ты, брат, в Минусу. Живет там в одном селе старуха, ужасть дошлая по леченью". Ну, долго ли, коротко ли колесил по свету парень, а только, значит, напал на ту лекарку и в ноги ей бух: "Спаси, - грит, - баушка, век за тебя Богу молиться стану. Всех докторов, фершалов объездил - никакого результату". Старушка эта любезно и спрашивает его: "А скажи, милый сокол, куришь ли ты табачок?" "Нет, - говорит, - не курю, милая бабуся, где уж мне, и без табаку впору на карачках ползать". - "А спал ли ты на покосе или на пашне один?" - снова спрашивает старушка. "Спал, баушка, спал, а зачем тебе это знать?" - "Тогда все ясно-понятно", - сказала лекарка и велела жарко баню натопить.
Натопили баню. Завалила старуха этого парня на полок - и ну парить, ну парить. Попарит, попарит да ковш ледяного квасу поднесет. И до того она парня искуделила, что он из сознанья вышел. А когда в себя пришел - лежит на постельке, и так-то ему легко дышится, и совсем-то он здоровый. Давай он эту старушку благодарить, и в пояс ей кланяться, и спрашивать, что это за хворь у него была. Бабушка и говорит: "Сидела у тебя в брюхе змея. А залезла она тебе в рот, когда ты спал. Если бы ты табак курил, она бы не залезла - табаку змея не переносит. А так вот заползла и сосала из тебя кровушку, тварь гремучая. Ну теперь я ее выгнала оттудова и земле предала..."
- Фу-у ты! - тряхнул головою дядя Роман. - Видал хлопуш, слыхал хлопуш, сам хлопуша, но такого, как Исусик, встречать не приходилось. Брешет, ястри его, ну просто, как пишет!
- Тебе чо, тебе все не так, - протянул Исусик, - все осмеешь, все сомнению предашь. А это истинная правда!
- Ну, если правда, тогда почему тебе змея в рот не заползает? Ты ведь тоже не куришь?
- Хэ, сказал! Я его, рот-то, трижды закрещу, прежде чем уснуть, а через крест не только змея, даже сам черт не перелезет.
Дядя Роман плюнул, со злом пнул головни. Упав в воду, они зашипели и поплыли, чадя последним дымком.
- Спать пора, - проговорил дядя Роман. - Этого остолопа не переслушаешь и не переспоришь.
Илька, у которого мураши по спине от страха ползали во время рассказа Исусика, помялся и ушел в барак, так и не поняв, правду рассказал Исусик или нет.
В бараке было душно, и братаны, а за ними и Исусик, с постели отправились спать на берег.
Когда все затихло, Илька шепотом спросил у дяди Романа:
- Дядя Роман, а ну как залезет Исусику змея в рот, что делать будем? Из одного котла едим. Может, крест-то не всегда действует?..
- Да-а, это верно, - рассудил вслух дядя Роман, и мальчишке показалось, что Дерикруп заколыхался от смеха. - А мы вот сейчас проверим, паренек, надеется на крестное знамение Исусик или нет. Посмотрим...
Приговаривая так, дядя Роман осторожно спустил с нар босые ноги, нащупал на стене легость, которую забрасывают с плота на берег во время учалки, и пошел из барака. Илька двинулся за ним, поднялся и Дерикруп любитель занимательных сцен и острых ощущений. Сковородник уже пускал носом свист с переливами.
Осторожно приблизившись к кусту, за которым спал Исусик, дядя Роман отошел, размотал легость и кинул ее через Исусика на поляну. Потом медленно потянул и стал сматывать бечевку легости на руку.
Илька уже понял, какую проделку хочет учинить дядя Роман, и зажимал рот ладонями. Бечевка шуршала в траве, ползла по одеялу Исусика, потом скользнула по его лицу, холодная, гладкая. Послышался вопль, Исусик выскочил из-за куста и начал истово креститься.
Дядя Роман, Илька и Дерикруп, давясь смехом, вернулись в барак.
- И когда вы угомонитесь? - поднял голову Трифон Летяга. - Ты-то, дядя Роман, старый человек, а вроде дитя!
Через несколько минут появился Исусик с одеялом. Дядя Роман, позевывая, скучным голосом вяло полюбопытствовал:
- Чего вернулся?
- Да чтой-то прохладно стало, - отозвался Исусик и тут же притих.
- Змеи небось испугался?
- Чего мне змея? Мне стоит перекреститься...
Илька прыснул первый, за ним покатились Дерикруп и дядя Роман. Дерикруп даже кулаками по нарам колотил. Он всегда так самозабвенно смеялся.
Исусик слушал, слушал, видимо, догадался в чем дело, выругался и с головой завернулся в одеяло.
Трифон, подавив смех, двинул Дерикрупа в бок и приказал:
- Да спите вы!
Уха
Шелковые нитки нашлись. В сундучке Дерикрупа отыскалось фасонистое шелковое кашне с красными полосками. От него отрезали две кисточки. Илька распорол угол подушки и вынул несколько рыженьких перышек. После этого он сел за стол и принялся делать обманки, или, как их еще называют, мушки. Сплавщики с любопытством наблюдали за его работой, дивились. Перышко, подрезанное и очищенное на концах, Илька продел в ушко крючка, обернул вокруг него и кончики прихватил ниткой. Эта нитка плотными рядками легла до изгиба крючка и пошла вверх, снова к ушку. Петельки постепенно образовали брюшко искусственной козявки, а растопыренное перо было крыльями.