Трифон Летяга и все сплавщики слушали внимательно. Слушал и мальчишка. Слушал и дивился. Ведь думал он, что на казенке всех знал до последней косточки. Оказывается, нет. Вон Сковородник-то какой смекалистый! Дядя Трифон и тот соглашается с ним и подчиняется ему.
Два дня забивали сплавщики яму бревнами у правого берега. Обвалился с бревен и чуть не утонул дядя Роман. Сильно поранил руку Азарий. Но оба они ушли на работу. В эти дни даже Исусик не ныл и не скулил. Все были взвинчены, у всех лихорадочно блестели глаза.
Многое зависело от того - сумеют или не сумеют сплавщики поднять лес искусственным паводком.
Они его подняли!
Лес затрещал и двинулся в потемках. Дрогнула ночь. Зашумела еще сильнее и злее прорвавшаяся река, рявкнул сбросивший со своей спины тяжкий груз порог Ревун. Дрожали горы, и беспрерывно сыпался в воду камешник. Жутко закричал вспугнутый канюк и слепо ринулся в темноту.
"Бум! Бум! Бум!" - набатом доносились из ночи удары бревен об утесы.
Лес прорвался, лес пошел!
- Ай да мы, спасибо нам! - орал Дерикруп.
- Одолели! - будто свалив гору с плеч, выдохнул Сковородник.
- Сила силу ломит! Помогла Пресвятая! - радовался Исусик.
- Вот ради чего я живу! - ликовал дядя Роман.
Елки-палки, лес густой,
А хожу я холостой...
Дяде Роману стали подпевать, подсвистывать. Он неожиданно выхватил из темноты счастливо рассыпавшегося в смехе Ильку, потащил его к костру, и они пустились вместе в пляс.
- Ну, связался черт с младенцем! - рассмеялся Трифон Летяга и с фонарем помчался к затору.
Мужики увязались было за ним, но он строго приказал всем отдыхать.
Бригадира не было всю ночь. Он пришел под утро и произнес коротко:
- Все, хлопцы, спать!
Трифон Летяга с трудом добрался до нар, не раздеваясь, упал и тут же уснул.
Илька проснулся раньше всех. Он вышел из барака и посмотрел на реку. Она снова обмелела и трепыхалась на оголившихся камнях. Но какая же она сделалась мелкая, раздражительно суетливая! Наподобие льдин, оставшихся после ледохода, по берегу еще белели кучки бревен. Но это уже были остатки. Весь основной затор подняло и далеко унесло вниз.
Днем сплавщики делали зачистку у последнего поворота Ознобихиыского перевала, и снова над рекой понесся надорванный, дрожащий, но неунывающий голос дяди Романа:
Вы зачем меня женили?
Бригада подхватывала:
О-о-ой, да еще разок!
Опять голос дяди Романа:
Пару коней маяли.
О-о-ой, да еще разок!
Вы зачем такую брали?
Да ой, еще разок!
Чтобы люди хаяли!
И все разом:
Хаяли,хаяли!
Ой, да еще разок!
Без штанов оставили!
Да ой, да еще разок...
И дальше в эту бесконечную, сочиняемую на ходу песню вплетались такие ядреные слова и скоромные шутки, что хоть стой, хоть падай. Черные, острокрылые стрижи высыпали из своих норок, тучей мошек носились кругами и возмущенно взвизгивали.
А казенка плыла вперед и вперед, оставляя за собой перевалы, пороги, шивера. Плот обгоняли бревна, исклеванные баграми сплавщиков.
Прощайте, добрые люди!
Много верст прошли сплавщики, много мысов обогнули, а вдали, то призрачно синея, то проступая сквозь завесь дождя или четко вырисовываясь на закате, все еще видна темная гряда.
Там, за этой темной грядой, за горбатыми горами осталось Илькино, пока еще маленькое, прошлое. Впереди была какая-то другая жизнь. Он представлял ее себе просто. Будет жить у бабушки и у дедушки, будет учиться в школе, играть с ребятами - вот и все.
Но люди в артели были уже умудрены временем, они уже умели заглядывать в будущее, пытались хотя бы на ощупь определить нужную Ильке дорогу и подтолкнуть его на нее. Они-то, понимали, что бабушка и дедушка на земле недолговечные жильцы.
Трифон Летяга как-то спросил у Ильки, кем он собирается быть, - когда вырастет.
Мальчишка, не задумываясь, ответил:
- Рабочим.
Бригадир посмотрел мимо Ильки на лесистые горы, уже подернутые желтизной, и после долгого раздумья с расстановкой заговорил:
- Рабочим быть - тоже дело мудреное, силенка требуется, да и характер потверже. Рабочим земля держится. - Трифон докурил папироску, бросил ее в воду и, проводив глазами окурок, продолжал: - Но ты видел, чем мы работаем? Теми же самыми баграми, какими еще при царе Горохе вояк с коней стаскивали. А ведь на нашей земле ба-альшие дела, и баграми да топорами их несподручно ворочать. Ученые люди нам сейчас нужны, чтобы придумывали они разные машины, полегченье делали нашему труду. Я и сам нынче думаю за учебу браться, чтобы и в политике мировой разбираться, и бригадой или там участком руководить по-правильному. А тебе, Илька, и вовсе без школы нельзя. Может, выучишься да изобретешь такую машину, которая сама будет стаскивать лес с берегов, разбирать заломы. И мы обязательно будем всем говорить: "Вот Илька молодец! Не зря хлеб ел. Видел он, как мы маемся, суставы вывертываем и тонем иной раз целыми артелями..."
Илька смотрел на Трифона Летягу, и ему было хорошо уже оттого, что этот кучерявый, сильный и в то же время простой человек разговаривает с ним, как равный с равным, и доверяет ему свои мысли.
Трифон Летяга не был красавцем. На широкоскулом лице, с этим приплюснутым и раздвоенным бороздкой носом, даже как-то неуместно выглядели его пепельно-серые глаза. Только крупные кудри, которые Трифон Летяга никогда не расчесывал, а время от времени подрезал, были здесь к месту. Впрочем, Ильке все в бригадире казалось к месту, и не было для мальчишки на свете красивей человека. Верилось, что по соседству с таким человеком никогда не пропадешь, даже его мачеха сделалась бы другой. Она бы, как медяк, потерлась о золото и тоже заблестела. Да только не надо, чтобы дяде Трифону попала в жены такая баламутка. Heт, на нем женится самая что ни на есть раскрасавица. Такую именно однажды Илька видел в городе, в магазине. Она торговала конфетами - эта достойна!
Дерикруп твердо решил поступать в лесотехническое училище и навсегда остаться в сибирских краях.