Бен вспомнил прошедший день. Была суббота. На дворе стояла прекрасная весенняя погода. Постоянные жители Санта-Фе воспринимали вечно хорошую погоду как должное, но для Бена она по-прежнему была источником восторга и радости. Сухой воздух пустыни был наполнен ароматом сирени и черешни. Небо изумляло своей яркой голубизной. Повсюду разливался свет, живой, словно умытый, яркий свет, от которого тени казались резко очерченными. Необычные краски, которыми была столь богата местная природа, могли заставить даже самого равнодушного человека взять в руки кисть и рисовать. Даже после четырех лет жизни здесь Бен не переставал удивляться и испытывал ощущение, близкое к эйфории.
Они втроем выехали на джипе в центр города и позавтракали в кафе на площади, а потом прошлись по рядам блошиного рынка. Пабло бежал впереди них, словно разведчик, и докладывал о своих находках. Ева купила себе необычное лиловое платье в коричневых и оранжевых разводах. Оно было выкроено по косой. В пройме одного рукава разошелся шов, поэтому Еве удалось уговорить женщину сбить цену до тридцати долларов. Когда они отошли, она прошептала Бену на ухо, что эту дыру легко зашить, а платье ей досталось задешево, потому что цена ему не меньше сотни.
Солнце застыло на небосклоне и было похоже на медовую дыню. Вишневые деревья, усыпанные неправдоподобно большим количеством белоснежных соцветий, пахли опьяняюще. Бен и Ева наслаждались стейками из тунца, ели красный сладкий перец и кабачки, а в это время Пабло играл в салки со шведской девочкой, которая жила неподалеку от них. Дом Евы стоял отдельно от пяти соседских. Его окна выходили на юг, на долину, которая тянулась к западным районам города. Он был одноэтажным, с закругленными углами, а его двери, сделанные из сосны, выглядели древними и чуть покореженными от старости. И дом, и примыкающий к нему двор были в три раза меньше, чем его жилище на Лонг-Айленде, в котором он провел все годы брака с Сарой и в котором она жила сейчас одна. Бену нравился дом Евы. Ему нравилось, что он не перегружен мебелью, что все вещи в нем изношены, потому что ими часто пользовались. Дом принадлежал земле, на которой он стоял, и это каким-то неуловимым образом ощущалось. Дом словно заставлял чувствовать, что он сам выбрал его, Бена. Такие же чувства вызывал в нем и Пабло. Эта значимость в собственных глазах, конечно, давала ему, кроме всего прочего, ощущение молодости, сообщая его мироощущению ту непринужденность, какую другой мужчина в свои пятьдесят два года мог и не почувствовать.
Когда приготовили еду, дети, запыхавшиеся и возбужденные, примчались по тропинке, чтобы сообщить о возвращении колибри. Они видели одну птичку возле окон комнаты Евы, там, где двор больше был похож на джунгли, а не на сад. После ужина Пабло искупался и облачился в свою пижаму. Вместе с Беном они наполнили кормушки подсахаренной водой и повесили их на нижнюю ветку черешневого дерева.
Пабло хотел дождаться прилета птичек. Пока Ева принимала ванну, Бен сидел на диване, обняв Пабло, и читал ему «Остров сокровищ». Он вдыхал сладкий запах, исходивший от мальчика, сына другого мужчины. Бен искренне признавался самому себе, что он полюбил его как собственного ребенка. Колибри так и не прилетели. Когда окончательно стемнело, Бен отнес спящего Пабло в кровать.
Когда позвонил Кендрик, ответила Ева. Бен сразу понял по выражению ее лица и голосу, с кем она говорит. Она передала ему трубку и убрала звук телевизора. Затем она встала с кровати, но Бен показал ей знаком остаться. Ева всегда уходила, когда ему звонили из его другой жизни. Однажды он заговорил с ней об этом, но она ответила, что просто не хотела бы ограничивать его, однако Бен заподозрил, что все дело было в ее желании защитить себя. Сейчас она прошептала ему, что хочет заварить чай, после чего сразу же вернется.
Специальный агент Дин Кендрик стал главным каналом связи Бена с ФБР. Были и другие, с которыми он встречался за прошедшие три с половиной года, когда Эбби пустилась в бега. Бен был уверен, что вполне могли быть агенты, которых он не видел. Они следили за ним, прослушивали их телефоны и проверяли электронный ящик, контролировали его банковские счета. Для Бена эти люди не имели лица и пола, но он понимал, что они знают о его привычках больше, чем он сам.
Те из них, кому он звонил каждые несколько недель, чьи имена он знал, были с ним вежливыми, но редко проявляли дружелюбие. Только Кендрик был другим. Казалось, он искренне сочувствует Бену. Он стал почти что другом, хотя они виделись всего один раз. Они называли друг друга по имени, и в их общении не было официальности. Возможно, Кендрик просто умел лучше других делать свою работу, так как с ним Бен чувствовал себя непринужденно. А может, так и было задумано, ведь если у людей устанавливаются хорошие отношения, вероятность выдать какую-нибудь важную информацию возрастает многократно. Возможно, ожидалось, что Бен сумеет дать какую-то наводку, которая позволит выследить его дочь и осудить ее. Если только хоть какая-нибудь зацепка действительно существовала.