— Нравится, Ваше благородие? — спросил он.
— Что, прости? — переспросил Аракчеев, с трудом шевеля онемевшим в иссохшим рту языком.
— Оружие, естественно, господин подпоручик… Нравится, спрашиваю-с?
Алексей Андреевич медленно опустил глаза, уставившись на игриво прокручиваемый между ног Грекова палаш. Клинок снова поймал очередной луч света и режущим рикошетом ослепил старшего лейтенанта. Последний зажмурился и дернул головой в сторону.
— Простите, товарищ старший лейтенант, — поспешил извиниться Вадим. — Я не нарочно…
Утерев моментально брызнувшие из глаз слезы кулаком, Аракчеев захлопал ресницами и только потом открыл глаза. Палаш исчез. Вместо него на том же месте, между колен драгунского унтер-офицера, уперевшись прикладом в броню БМП, а дулом в небо, торчал автомат Калашникова.
— Нравится, товарищ старший лейтенант? — снова спросил сержант Греков, похлопывая рукой по сложенным «валетом» и перетянутым изолентой рожкам. — Я сам придумал… В бою еффективнее! Да и время экономит.
Все еще не в состоянии избавиться от недавнего видения, Алексей Андреевич пристально уставился на автоматный магазин.
— Достал два магазина от ручного пулемета, — тем временем продолжал хвастать Вадим. — Емкостью они на пятнадцать патронов больше, чем автоматные… в каждом по сорок пять штук помещается. Девяносто патронов постоянно под рукой, не красота ли, товарищ старший лейтенант, а?
— Угу, — утвердительно кивнул Аракчеев.
— Жаль только, что автомат калибра пять сорок пять, а не семь шестьдесят два, как раньше. У пять сорок пять большой рикошет и пуля «гуляет», а семь шестьдесят два как приложил, так уж приложил!
Старший лейтенант криво ухмыльнулся, тайком переводя взгляд то на оружие в руках сержанта, то на расстегнутый на груди бушлат с выглядывающей из-под него тельняжкой, то на замызганные грязью стоптанные берцы, то на закрученный к самой макушке подшлемник, напоминающий детскую шапочку-панаму. Ни драгунского мундира со сверкающими эполетами, ни ботфорт, ни папахи на Грекове больше не было. От диковенного образа-видения, во второй раз мелькнувшего перед глазами Алексея Андреевича не осталось ничего, кроме багряного через всю щеку шрама на лице сержанта.
— Бытует такая байка, товарищ старший лейтенант, — чуть наклонившись ближе к уху Аракчеева, сказал Вадим. — Якобы америкосы во время войны во Вьетнаме пожаловались своим оружейникам, что от их эмки много раненых, но мало убитых… Так, впрочем, и с нашим АКМ… Вот и приехали оружейники к своим войскам на поле боя… Поглядели-посмотрели и прямо на месте начали эксперименты — рассверливали на острие пули отверстие и в него впаивали иголку. От этих операций центр пули смещался и она, хоть и становилась менее устойчива при полете и давала больше рикошета, чем прежняя, но при попадании в человека наворачивала на себя чуть ли не все его кишки. Меньше ранений стало у противника, больше смертельных исходов.
Старший лейтенант почувствовал, как к его горлу подступил острый горький комок. Подсознание, как обычно, живо и красочно представило корчащихся в болотной грязи непролазных Вьетнамских джунглей раненных солдат армии не важно какой страны. Огромная, размером с асфальтоукладчик, пуля подминала под себя несчастных, наворачивая их тела на шипованный вал.
— Наши ничего оригинальнее не нашли, как пойти вслед за америкосами, и в Афгане заменили Калаши калибра семь шестьдесят два на пять сорок пятый. Может, кому он и нравится, но только не мне.
— Хватит, — сдавленно взвизгнул Аракчеев, прижимая кулак к губам.
Вадим умолк, a Алексей Андреевич глубоко вздохнул, наполняя легкие свежим утренним воздухом. Приступ тошноты прошел сам по себе. Снова обернувшись лицом к сержанту, старший лейтенант сердито нахмурил брови и сказал:
— Хватит разговоры разговаривать… Почему не едем? Нас уже давно на блокпосту ждут…
Вадим одобрительно оттопырил из сжатого кулака большой палец и подмигнул, а затем громыхнул увесистым кулаком по броне, мол, поехали.