— Не огорчайся, сестра! Не огорчайся!
Батийна то печально хмурилась, то улыбалась, любуясь Зуракан:
— Не женщина, а батыр! Ты еще счастливо отделалась. Где бы я нашла тебя, если б им удалось завалить тебя камнями? Отговорились бы: «Скрылась, мол, куда-то. А куда, сами не знаем».
Батийна приумолкла на минуту, глядя на Зуракан с любопытством и восхищением.
— Теперь послушай мою историю, что я пережила за это время.
Вот что она рассказала…
На третьи сутки после того, как покинула родной аил, Батийна на своей быстроногой рыжей кобыле со звездой во лбу подъезжала с провожатым к городу.
Прожив столько лет в горах, женщина впервые видела город с множеством высоких домов, с базарами, где рядами выстроились ларьки и лавки, где торгуют разного рода тканями, отмеривая их аршинами… В городе есть и скотный базар, широкий двор забит овцами, козами, коровами, а что там не вмещается, толчется на улице, запруживая ее. Так и шарят глазами купцы из Андижана. На базаре полно разных харчевен с дымящимися самоварами и окутанными паром касканами[6].
— Горячий ма-анту, жирный ма-анту! Оближется тот, кто его съел, и тот, кто еще не поел! — горланит чайханщик, зазывая прохожих, словно готов угостить тебя задаром. Но попробуй, сойдя с коня, съесть полдесятка-десяток его мант, как из карманов вытряхнут все твои деньги, и ты сразу повесишь голову, словно собака, которую сначала позвали, потом огрели палкой. Попробуй-ка не отдать ему денег, как он сразу взъестся: «Эй, невежда, кто будет расплачиваться за то, что ты поел у меня?!» И схватится за чумбур твоего коня.
Какие только дома не высились в городе вдоль улиц, по попробуй остаться там на ночь, не найдешь себе ночлега. Если же попроситься к знакомому, то он будет смотреть под хвост твоему коню, как бы тот не загадил ему двор.
На базаре урюк, кишмиш, горы всяких фруктов! Но тебя не позовут и не скажут: «Эй, батыр, вижу ты проголодался, отведай, пожалуйста!»
Нет, стоит киргизу в своей овчине подъехать поближе, как торгаш замашет на него руками: «Эй, убирайся-ка отсюда подальше со своим конем, могила твоему отцу! Еще потопчешь мне яблоки!»
Издали город кажется богатым, прекрасным, щедрым, шумит базарами, но без денег тебе ничего не дадут, глоток воды и то продается… По рассказам Батийна знает, что город — это ненасытный котел, кишащий перекупщиками, головорезами, карманными ворами, каждый из кожи вон лезет, из копейки норовит сделать две.
Въезжая в город, Батийна почувствовала какую-то стесненность, будто на нее давили со всех сторон. Все равно как человек, привыкший к чистому воздуху на гребне Великого хребта, спустился бы в тесное ущелье и, изнемогая от спертой духоты, посетовал бы на себя: «Эх, надо было подождать спускаться».
Сразу же за большаком начиналась улица, — домов было не так густо, да и деревьев маловато, и ни одной живой души. Взметая босыми ногами придорожную пыль, выбежала взлохмаченная девчонка и, растопырив руки, запрыгала на месте, пытаясь вспугнуть коня:
— Буп, буп!
Рыжая кобыла, изморенная двухдневным путешествием, и ухом не повела. Она лишь мотнула головой, звякнув удилами, вроде по-своему сказала: «Эй, девчонка, не балуй! Уйди с дороги!» — и пошла прежним спорым шагом.
Тут поравнялся с Батийной спутник, он, чуть отступя, вел на поводу лошадь, подаренную Качыке.
— А ночевать куда поедем? — спросил он.
— В кантком, куда же больше? — сказала Батийна.
Батийна твердо знает: кантком, кантонный комитет партии, направляет жизнь по-новому. Это он берет под свою защиту обездоленных, всех, кого топтали баи и манапы; расправляется с царскими чиновниками, ростовщиками, купцами, колонизаторами. Это он, кантком, вызвал в город никому не ведомую Батийну, чтоб вытянуть ее на путь равенства и свободы!
Батийна никак не возьмет в толк: откуда кантком ее знает? Почему вызвали именно ее? Наверное, в канткоме есть человек, который когда-то видел ее и рассказал товарищам о ней, возможно, и похвалил. «Скорее всего, это Жашке (так она по-прежнему называла Якова Степановича Якименко) сделал», — думала дорогой Батийна.
«Молодец ты, Казакова! Тебе надо попасть в город. Поучиться в медресе, — говорил ей Якименко, мешая русские слова с киргизскими. — Иначе глаза у тебя не раскроются на обман баев и всяких шайтанов. Я поставил в известность кантком: Казакова Батийна первая из женщин в долине Карасаз, которая вступила в партию большевиков».