О несчастный Текебай, я тоже была наивной бедняжкой, считая тебя своим мужем. Что бы тебе быть таким напористым, как этот ненасытный бедокур! Тогда мы не унижались бы перед змеей байбиче и ее баем. Давно был бы у нас очаг, и мы нашли бы свою долю! О бедняга ты мой! Теперь ты совсем лишился меня, останешься несчастным навсегда. Что ж я могу поделать? Пеняй на себя. Бог и духи умерших простят мне. Да, простят! Разве мало ждала я тебя, звала с собой? Но не смог ты стать мне настоящим спутником, хоть и называешься золотоголовым мужчиной».
Мысли ее стали путаться. Гранитные скалы, что ночью как бы колыхались во тьме, казалось, ожили, закачались, словно вот-вот рухнут вниз. Но разве могут одушевиться, ожить гранитные глыбы? Это только почудилось Зуракан, потому что она слишком долго смотрит на них. А вот высокие вершины раскидистых пышных елей оживились на самом деле, потянулись вверх и вонзились, подобно черным стрелам, в серо-голубое небо с редеющими звездами. Повеял предрассветный ветерок. Зашумела, загудела быстрая вода в реке, словно вот-вот выплеснется из нее. «Сохрани бог! Что, если это глубокое ущелье, поросшее густой елью и арчой, затопит вода и все, что растет и живет в нем, понесется вниз вместе с пенящимся, грохочущим потоком? Началось бы невиданное, страшное бедствие, светопреставление… Не только люди, мулы, тюки с товаром, но и гордые могучие ели, камни величиной с корову, с дом, звери и птицы ущелья — все, все вместе с кровью и потрохами, корнями и листьями, стеблями и ветками смешалось бы в бурлящем водовороте… Не приведи бог увидеть такое! Что было бы с моим Орозом, если бы начался такой ужас? Не-ет, нет! Пока хватит у меня сил, буду тащить его в своих объятиях. Подняв высоко над землей, я унесу его на дальнюю вершину, куда не достигнет вода. Ни за что не отдам его бурлящему потоку».
Зуракан передернулась всем телом, и невольное движение это отдалось резкой болью в руке, на которой лежала голова Ороза. Стиснув зубы, Зуракан превозмогла боль. Обняв Ороза сзади, она поцеловала его в ухо:
— Золото мое, найденное нежданно-негаданно! Во сне или наяву бог дал мне тебя? Ах, негодный мой толстяк! Не отворачивайся от меня…
Разморенный Ороз не мог сбросить с себя мертвецкого сна и невнятно бормотал:
— Хватит, не надо, что ты… э-и-их…
— Спи, спи, утешение мое… Устал ты, дорогой, ослаб совсем. Спи…
Баюкая Ороза, Зуракан и сама забылась. Предутренний сон сладок. Ее разбудила чья-то брань, крики. Вскочив с места, она увидела, что Ороз и Ошур ухватили друг друга за ворот. Оба были в исподнем, босые… «Как бы Ороз не напоролся на колючку!» Не успела она подумать об этом, как в руке Ошура блеснул знакомый ей обоюдоострый кинжал… Ороз был безоружен. Схватив Ошура за руку, в которой был зажат кинжал, он, собрав все силы, старался вырвать его.
Зуракан кинулась к Ошуру:
— О торгаш проклятый! Ты это что?! Брось сейчас же кинжал!
Позабыв об Орозе, с которым он никак не мог справиться, Ошур глянул на нее гневными глазами:
— Эй, бесстыдница! Знаешь, чья ты?!
Вне себя от ярости, Ороз ударил его кулаком в подбородок:
— Заткнись, собака ненасытная! Будешь зарезан четвертым у меня!
Зуракан отпрянула от мужчин, словно ее окатили ледяной водой.
— Ии-ий, боже, что он говорит?! Неужто ты зарезал человека, Ороз?
Ошур яростно кричал Орозу:
— Не имеешь права. Договорились ведь? Она теперь моя. Зачем суешь свою поганую руку за пазуху моей жены?
Зуракан спросила недоуменно:
— Что зпачит «жена»? Кого это он называет женой? Эй, мужчины, скажите? — недоумевала Зуракан.
Погонщик, до того все время молчавший, буркнул с досадой:
— Э… Ты бестолковая совсем баба, как я погляжу. Да ведь это тебя называют женой байбачи-аке!
— Что?! — вздрогнула Зуракан. — Эй, Ороз, выкладывай-ка правду, кому из вас я прихожусь женой?
Пригрозив торговцу, чтоб тот молчал, Ороз высвободил руку и, повернувшись к Зуракан, поглядел на нее с видом побитой собаки:
— Что я тебе говорил, а?.. Он хочет отнять тебя у меня, потому и называет тебя найденной женой…
Зуракан смело встала между ними.
— Я не какая-нибудь скотина, чтобы спорить из-за меня. Я — человек! Я вышла в путь, чтоб отстоять свои права, свою свободу, равенство, но набрела на стаю волков. Я обрадовалась, когда увидела вас. «Вот, — подумала, — наконец-то встретила людей. Теперь не пропаду». Ну, кто из вас хочет сделать меня своей содержанкой, встать поперек моего пути? Один из вас или оба? Признавайтесь!