Подойдя к большому круглому отверстию, Алексей включил фонарик и наклонился, чтобы заглянуть внутрь, одной рукой при этом он опёрся о камень, который на удивление был даже теплее, чем можно было ожидать.
Луч фонарика осветил внутренности дольмена, от вида которых могло бы затрясти не только нервных и беременных: стены были испещрены неизвестными письменами и рисунками, которые тут же напомнили Алексею то, что они видели в подземном храме с саркофагом. Пол был завален остатками тряпья и костями, многие из которых точно не принадлежали животным. Вон там, в углу пустыми глазницами на Плетнёва уставился почти беззубый и пожелтевший от времени человеческий череп, вон там из под большого глиняного осколка выглядывает тоже череп, вроде как похожий на человеческий, но не совсем. И было похоже, что если копнуть как следует, то, скорее всего, это будут не единственные черепа, которые здесь найдутся.
Мир, который ещё пару минут назад казался Алексею чуть ли не идиллией, быстро утрачивал своё очарование.
В глаза бросилось что-то угловатое и, судя по всему, пластиковое. Больше всего предмет напоминал использованную кассету от полароида. Плетнёв присмотрелся, вроде пустая.
Он вернулся на своё место, где его продолжал ждать Данила.
— Ну как? — поинтересовался он.
— Ничего так. Только это же просто кости.
— А вот теперь самое интересное: откуда здесь кости, мы не знаем. Не исключено, что это результат жертвоприношений. По крайней мере, именно такой вывод напрашивается согласно принципу бритвы Оккама. Только за громилами такой обычай не замечен, да и дольмены они стараются обходить стороной. А ты думал, мы просто из-за укреплений это место выбрали?
Алексей не стал уточнять, что это за бритва такая, но понял, что это что-то вроде наиболее простого и очевидного ответа.
— Мы, — продолжал Данила, — ну не мы конкретно, а вообще, забирались внутрь дольменов, в том числе и этого.
— И что?
— А то, что раз залезли, два залезли… а на третий тот, кто был внутри просто исчез. Вот он был, а вот его нет. Как корова языком.
— Прямо вот на третий раз? — недоверчиво уточнил Плетнёв.
— Ну, не на третий, на четвёртый там или пятый, — отмахнулся Данила, — не суть важно. Важно то, что человек исчез, и до сих пор не появился. Ни живым, ни мёртвым.
— Там череп, — сообщил Алексей.
— Видели — не его, — ответил Данила глядя в траву перед собой. — Это старый череп, очень, — он перевёл озорной взгляд на Алексея. — Так что если хочешь рискнуть, то давай, заодно узнаем, с какой частотой такое происходит.
— Нет уж, вынужден отклонить такое заманчивое предложение, — улыбнулся Алексей и стал устраиваться на ночлег.
— Ладно, ты давай, поспи. Завтра всё закончится.
Глава 30. Последний рывок
Он так и не понял, смог он уснуть или нет. Всё время ворочался, руки и ноги затекали, он никак не мог найти удобное положение, да и чудилось всякое на грани сна и яви. Например, как какая-то молодая, но взъерошенная и чумазая девчонка в шортах со старомодным туристическим рюкзаком и таким же фотоаппаратом в руках вылезает из круглого отверстия дольмена, а он порывается её окрикнуть и даже вскакивает, но как оказалось, ничего такого не было. Вокруг спокойно спали семь шесть человек, даже полковник спокойно лежал прямо на траве, подложив рюкзак под голову, а лицо, прикрыв кепи.
Почему девчонка? Почему с фотоаппаратом? Скорее всего, потому что он увидел использованную кассету от полароида внутри дольмена. Плюс могила незнакомой ему Марии, вот ты и получил основу для беспокойного сновидения.
Он снова лёг, повернувшись на бок, но мозг решил окончательно над ним поиздеваться, явив образ Царицы Долины мёртвых, которая летала над холмом прямо в каменном саркофаге, по самую кромку наполненном клюквой в сахаре, а в руке держала огромную, размером с кулак, клубнику. Она всё время пыталась его увидеть, но всё время пролетала мимо и в итоге позвала на помощь сущность, скрывающуюся в лесу.
Тьфу! Гоголь-то с Вием здесь причём?!
Мелкие пятнисто-полосатые зверьки, не то сурикаты, не то хорьки всю ночь пытались стащить ловкими лапками у него из рюкзака остатки патронов, заменив их желудями и шишками, при этом мерзко так похихикивая тонкими голосочками, будто надышались гелия.
Так он и проворочался несколько часов, пока его в бок не ткнул Данила, причём сделал это в крайней степени оригинально: проснулся Алексей не от будильника и не от дружеского пинка и даже не от команды, отданной полковником.
Его разбудили звуки команды, отданной на немецком языке, от чего Плетнёв инстинктивно сжал автомат, который так удобно оказался прямо под правой рукой. Ещё сонный мозг успел последними широкими мазками нарисовать картину из нескольких немецких солдат в форме вермахта, стоящих над ним с закатанными рукавами и направленными на него «шмайсерами».
— Aufstehen! Schnell!
— Чёрт возьми! Никогда так больше не делай! — сонно ответил Алексей, откладывая автомат.
— А что так?
— Как будто сам не понимаешь! — Алексей потянулся до хруста в суставах. — У каждого нормального русского человека, как только он слышит немецкую речь, возникает одно желание — бросить в том направлении гранату, чтобы больше никогда её не слышать. Ибо немецкая речь равно смерть.
— По-моему, ты перегибаешь.
— А по-моему, это уже зашито в генетическом коде.
— Поднимайся, генетик! Новый мир ждёт тебя! — торжественно произнёс он. — Нам скоро отчаливать.
Продрав слезящиеся глаза, и хорошо так зевнув, Алексей попробовал понять, как он себя чувствует. Нет, всё было вроде бы в норме, всё так, как и должно быть поутру. Отхлебнув из бутылки, в которую ещё с вечера была брошена обеззараживающая таблетка, он сбегал по делам на другую сторону холма, где нашёл воткнутую в землю сапёрную лопатку. Предусмотрительно, подумал он.
Вернувшись, он перекусил галетами с мягким салом, запив всё очередным глотком воды, и разжевал кусок горького шоколада, более всего напомнивший ему по своему вкусу парафин. Пришлось снова запивать водой. Сначала думал растворить порошок, чтобы придать малиновый вкус напитку, но решил, что лучше чистой пресной воды сейчас ничего не придумаешь.
Народ осматривал своё снаряжение, Анатолий проверял повязки у раненых, оценивая их состояние. Вроде бы остался доволен, и кивнул полковнику, сообща тем самым, что люди могут продолжить путь без последствий для своего здоровья и не станут для них обузой для остальной группы.
Смирнов же, осмотрев свой протез, наоборот изобразил гримасу боли, растирая его словно настоящую ногу. Похоже, с протезом было всё в порядке, а вот с ногой, которая для мозга до сих пор продолжала существовать, нет. Фантомные боли — странная вещь, но от этого не менее неприятная.
Солнце поднималось на горизонте, заставляя мегалиты и скальные выходы отбрасывать длиннющие тени на траву. Со стороны востока простиралась бескрайняя степь с редкими рощицами, со стороны запада наоборот сплошной стеной стоял реликтовый лес, в который вчера они ходили за водой. А вот на севере в степи виднелись отблески, судя по всему, той самой реки, которая потом несла свои воды среди гигантских секвой и дальше на юг, через весь лес.
— Ну что, нам куда? — спросил Алексей, глядя как Афанасий с полковником изучают очередную карту, то и дело, накладывая на неё прозрачные пластиковые трафареты с линиями и пунктирами.
— Туда! — махнул рукой на север Данила и попрыгал, проверяя, не бренчит ли что из амуниции и хорошо ли упакован рюкзак. — Часов семь-восемь ходу, так что после обеда будешь уже анализы сдавать нашим медикам. Ох и помучают они тебя!
Потом задумался, посмотрел на часы и добавил:
— Хотя, я не уверен, что у нас сейчас тоже утро. Не исключено, что вывалимся у себя уже глубоким вечером. Ты, кстати, как? Никаких болезненных ощущений?