Вроде всё было так хорошо, всё шло, как по маслу, потом как обухом по голове. Как говорится, ложечки нашлись — осадочек остался. Я уже никогда не смогу смотреть на неё, как прежде, когда в первый раз увидел её, или когда вчера вечером мы ели и смеялись в ресторане, и потом… Нет, так как раньше уже не будет. Разве что…
— Ты могла бы сделать так, чтобы я всё это забыл? Всё, что произошло между нами. Хотя бы с того момента, как я потянулся за часами сегодня ночью.
— Могла бы, — кивнула она и взглянула на меня. — А ты бы этого хотел?
Я подумал, и честно ответил:
— Нет. Спасибо, что не сделала этого.
Скажете, дурак? Возможно. Только сами подумайте, ведь рано или поздно, если мы будем периодически контактировать по работе, её, как она сказала, особость всё равно всплывёт. И что тогда? Опять просить о забвении? И так до бесконечности? Пока мозг не сгорит?
— Значит всё нормально? — поинтересовалась она.
Как, глядя в эти глаза, можно было сказать, что нет, никогда уже ничего нормально не будет. Бывают такие события в отношениях мужчины и женщины, когда, несмотря на все отношения, которые у вас до этого были, вы уже не сможете смотреть друг на друга прежним взглядом. Никогда. Особенно, когда женщина такая особенная. С другой стороны, она ведь могла именно на такой исход и рассчитывать.
Всё-таки было немного грустно. Не так всё должно было быть, ой не так!
Я попытался вернуться к прежней беседе.
— Значит, твоё настоящее имя Диана?
— Все мои имена настоящие, и Анна тоже, по крайней мере, меня им называют очень давно, и оно мне определённо нравится.
— Но когда-то тебя звали Дианой?
— И не только так, Алекс. Только есть ли смысл вспоминать. Сейчас я работаю на Комитет, и руководство довольно нашим сотрудничеством.
— А если тебе предложат работать на другую сторону, например, на тех, кто пытался пронести ягоды в наш мир? Согласишься?
— Дело ведь не только в деньгах, Алекс.
— А сели, они помогут тебе вспомнить кто ты и откуда?
Она молчала.
— Я об этом думала, — призналась Анна и замолчала.
Я ждал ответа. Мне хотелось понять, что я хоть отчасти не ошибся.
— Есть вещи, — продолжала она, — которые даже этого не стоят. Но ты это и так знаешь.
Я знал. Или узнаю, если верить странникам. Кстати, о них.
— Значит, ты не странник?
— Ну, ты же видел, — улыбнулась она, — там в ресторане.
Чёрт! Похоже, от неё вообще невозможно что-либо скрыть.
— И не такая же, как повелительница манекенов?
На этот раз она молчала дольше, и я начал нервничать, отчего по спине пробежал лёгкий холодок, а я пожалел, что в пределах досягаемости нет хотя бы ножа. Мне показалось, что она копается сейчас в собственных мыслях и ощущениях, впав в лёгкое оцепенение.
— Нет, не такая же, — наконец, выдала она, и у меня отлегло. Аня подняла левую руку, словно осматривая её, сжала и разжала пальцы, положила обратно на одеяло. — Сколько себя помню, я была такой, какой ты меня видишь. Цвет волос и длина ногтей не в счёт. Вела себя, может быть, не всегда правильно. Даже в своих глазах, из-за чего мне потом было очень стыдно. Но тогда я считала это единственным выходом. Не всегда удаётся добиться нужного результата правильными методами, иногда приходится запачкать руки грязью и кровью. Да что я тебе объясняю!
Лучше бы и не напоминала, это верно. Но я же сам завёл этот разговор, так что хлебай, Алекс, по полной.
— Не поделишься, что за послание ты передала через меня себе же в прошлом? А то у меня в голове какая-то каша, кроме госпиталя и того, что о чём-то с тобой говорил, толком ничего не помню. Ещё вот налёт люфтваффе помню.
— Могла бы, но не стану, прости. Лучше тебе не владеть информацией, которую могут из тебя при необходимости вытащить.
Уточнять, что в таком случае потенциальный противник может запытать меня впустую, я не стал. Но и в этом она была права.
— Значит, ты всё-таки лишила меня памяти, по крайней мере, её части, — я не спрашивал, я просто констатировал.
— Это была не я, — она повернулась ко мне лицом, и её локоны перелились с плеч на грудь — Ну, в смысле я, но оттуда. И у меня той, судя по всему, были на то причины. Пытаюсь понять, какие. Но то, что это связано с Царицей и Тихим миром, ты, уже и сам понял.
— Хочешь сказать, что тебе об этих причинах ничего не известно?
— Парадокс, однако, — улыбнувшись, ответила она. — Вселенная очень сложна, Алекс. Проста и сложна одновременно. Иногда, чтобы понять сложное, достаточно осознать простое. А для постижения простого — необходимо понять сложное.
Ещё я так хотел её спросить: «Скажи, а есть шанс, что предсказание странников не сбудется?», но я почувствовал, что не все вопросы можно сейчас задавать. И потом, чего уж там, я боялся услышать ответ, а так хоть оставался какой-то шанс. Неизвестность, знаете ли, не всегда плохо.
Под конец она мне пообещала, что я, обязательно, встречу ту единственную, которая сделает меня счастливым. Как мило, подумал я, не без иронии. Самое идеальное расставание в моей жизни, после самого идеального вечера. Ну, ночь тоже ничего так получилась, хоть тут есть определённые возражения.
Мы проговорили почти всю оставшуюся ночь, и в какой-то момент мы всё-таки уснули. Точнее, уснул я, а вот насчёт Анны я был совершенно не уверен. Спит ли она вообще? Нужен ли ей сон? Просто, когда я проснулся, она уже бодрствовала.
Мне ничего не снилось. Но, как сказала как-то Анна, сны снятся всегда, просто ты их не всегда помнишь. И что снилось, старшине Евгению Жидкову, погибшему при штурме Зееловских высот? И почему она не предупредила его? Неужели всё предрешено, и ничего изменить нельзя, и лишь туман неизвестности будущего обманывает нас ложной надеждой, заставляя жить дальше?
Хм… хотя о его смерти она могла уже узнать потом, собственно, даже совсем недавно. Например, пока я был в отключке, могла посмотреть в интернете. Она, из прошлого, ещё этого могла и не знать, ведь событие ещё не случилось. Легче, правда, от этого не становится.
Отель я покинул, когда первые постояльцы потянулись в ресторан на завтрак, а на улице постепенно набирал силу траффик.
Анна, закутавшись в халат, достала ноутбук и стала что-то искать во всемирной сети и писать какие-то алгоритмы, от вида которых у меня заболела голова.
Но она всё-таки поцеловала меня перед уходом, по-настоящему, не в щёчку или в лоб, чему я бы вообще не удивился, а в губы. И мне сразу полегчало, стало не так обидно что ли, но всё-таки…
Всё-таки пребывал я в раздрае чувств, в голове гремучей смесью шипели восхищение проведённой ночью, и обида за несбывшуюся любовь, за обманутые надежды. Добавьте сюда ещё одну тайну, которую придётся хранить, покуда это будет возможно. Как будто мне мало своих секретов.
И главное — абсолютно непонятно, кому верить, а кому нет. Никому? Но разве так можно прожить всю жизнь, какой бы долгой или нет, она ни была.
Что же, а меня ведь, судя по всему, ждёт недолгая, но крайне увлекательная жизнь. Это если верить странникам, конечно. А уж со своей стороны я постараюсь обмануть судьбу, иначе, зачем всё это?
Отодвинув тяжёлую портьеру, Анна смотрела на удаляющуюся среди других прохожих фигуру Алексея и размышляла.
Почему она не убила его? Ведь было столько возможностей. И не важно, что пришлось бы думать, что делать с телом, и возможно признаться Смирнову, Который бы обязательно доложил бы об этом руководству Комитета, которым вообще-то может являться он сам. Она даже улыбнулась от такой мысли. А что, вполне возможно!
Она бы смогла всё всем объяснить и убедить их в правильности сделанного выбора. В конце концов, наплела бы, что Плетнёв стал нестабилен и попытался причинить ей вред. И ей бы поверили. Обязательно бы поверили.
Да что там, всё можно было бы сделать ещё в карантине и списать всё на неизвестный микроорганизм. И даже потом обнаружить его при вскрытии и предъявить как доказательство. Никто бы не подкопался. Смирнов бы, конечно, засомневался, но он всегда сомневается. Ну ещё пара-тройка человек из высших чинов, которые знают о ней несколько больше, чем любой другой человек в этом мире.