В Тизните мы заправились. В одну секунду на нас не осталось сухой нитки. Нам очень хотелось осмотреть этот городок, об основании которого сложилась необычная для мусульманских городов легенда. Она гласит, что здесь некогда жила красивая гордая девушка Фатьма Тизнит, которая решила против воли своей семьи выйти замуж за любимого человека. Однажды она ушла из своего племени с любимым, поселилась у источника и вела такой примерный образ жизни, что после смерти ее объявили святой. Вокруг могилы Фатьмы — «передового борца за эмансипацию женщин» — был построен город Тизнит, окруженный красной стеной.
Мы не могли, к сожалению, убедиться, придерживаются ли праправнучки Фатьмы таких же прогрессивных взглядов на любовь. Дождь гнал нас вперед, по серпантинам дороги, через предгорья Антиатласа, в Сахару, которую тут называют Хаммада — «большая каменистая пустыня».
В этой местности одиннадцать с половиной месяцев в году не бывает дождей и реки обычно пересыхают. Поэтому тут не строят мостов, а дорогу прокладывают прямо через русла рек. Это вполне удобно в течение одиннадцати засушливых месяцев. Но сейчас высохшие русла за несколько часов превратились в бурные реки.
В первый раз, увидев в свете фар, что дорога исчезает в воде, мы затормозили и хотели повернуть назад. Затем мы решительно сняли брюки и отправились вброд. Надо было определить глубину и убедиться, что на дне нет камней. Некоторые жизненно важные детали нашего «Баркаса» — генератор, стартер — расположены очень низко.
— Около сорока сантиметров. Попробуй-ка!
Дитер дал задний ход, а затем на полном ходу въехал в воду. За кормой поднялись волны в метр вышиной. Когда «Баркас» достиг противоположного берега, мы вздохнули с облегчением. За несколько часов мы преодолели таким образом девять рек. Неприятным и неожиданным последствием нашего первого знакомства со знойной Сахарой были холодные как лед ноги. Мы включили отопление и запели: «Песок пустыни жжет как огонь…»
КАИД
Гулимин — самый южный город королевства; здесь практически кончается Марокко. Граница Мавритании проходит, правда, примерно на двести километров южнее, но в простирающуюся перед ней пустынную местность, где есть всего несколько маленьких оазисов, можно проникнуть лишь с караваном верблюдов или во время засухи на «джипе».
Несколько лет назад Гулимин пользовался печальной известностью гарнизонного города — здесь стоял Иностранный легион. Сейчас это административный центр южного округа с населением около двухсот тысяч человек, состоящим в основном из кочевников-бедуинов. Гулимин славится субботним рынком, куда в ясный день приводят на продажу до тысячи верблюдов. А завтра — суббота!
У въезда в селение мы увидели кафе: «Жемчужина Сахары». Как насчет стакана грога? Только во избежание насморка, конечно.
Мы попали почти в родную обстановку. Из радиоприемника, изготовленного в Зоннеберге, звучала песенка: «Придет пароход…». Рыжеватая веснушчатая буфетчица по-немецки осведомилась, что нам угодно.
— Грог? Нет! В Гулимине не продают алкогольных напитков! Пророк запретил, вы же знаете.
— Тогда три раза кофе.
Буфетчица — крестьянская девушка из эльзасской деревни восемь лет назад вышла замуж за мусульманина, служившего во французской армии. Вот уже шесть лет она живет в «этой пустыне» и очень тоскует по лесам и горам Эльзаса. Через три месяца она поедет домой. Пусть ее четвертый ребенок родится во Франции!
— Он должен знать, как пахнет спелая пшеница и журчат горные реки.
Не успели мы выпить даже первую чашечку кофе, а наш автомобиль у дверей уже привлек внимание местных жителей. Стройный мужчина с усиками а ля Менжу[12], в белой шерстяной джеллябе, приблизился к столику и представился:
— Ярфи Али, хозяин «Жемчужины Сахары», бывший каид Гулимина.
Ему как будто не понравилась наша беседа с буфетчицей, во всяком случае, он произнес по-арабски несколько грубо звучащих слов, и она ушла на кухню. За стойкой появился ее муж. Может, господин Ярфи Али испугался, что мы узнаем что-нибудь, чего нам лучше не знать? Но господин Ярфи Али вел себя как джентльмен. Он сделал легкий поклон:
— Не окажете ли вы мне честь выпить чашку чаю в моем доме?
Он жил рядом. В просторной гостиной нам в первую очередь представили сыновей — трех мальчуганов от шести до десяти лет. Отец расхваливал их на все лады, ласкал, целовал… Что у него есть еще и дочери, об этом он умолчал. Когда две маленькие девочки с длинными косичками попытались заглянуть в щелку двери, братья сразу же прогнали их тумаками.
Гостиная походила на музей сувениров. Произведения искусства стояли рядом с совершенно безвкусными вещами: прекрасная негритянская скульптура соседствовала с цветами из воска, модель собора Парижской богоматери из латуни — со старинным оружием берберов, украшенным жемчугом, стеклянный голландский башмак, служащий пепельницей, — с часами в стиле рококо.
Мы дополнили коллекцию симпатичным берлинским мишкой с лентой. С трудом подавили мы искушение посмотреть марку фирмы на гобелене, изображавшем в слащавом, сентиментальном стиле похищение из сераля. Не исключено, что эти «восточные» ковры сделаны в Эльсницеили Глаухау.
Старый слуга ждал, пока мы усаживались в удобных кожаных креслах у дорогого инкрустированного столика. Заметив, что мы наблюдаем за ним, он начал приготавливать чай. Даже в самых бедных домах приготовление чая и подача его на стол — ритуал, происходящий на глазах у гостей. Для него необходимы два низких столика с чеканными серебряными подносами. На одном стоят пестро раскрашенные стаканы, на другом — несколько чайниц и кувшинов, также из чеканного серебра. Сначала заваривают немного зеленого китайского чаю, несколько минут выжидают, переливают экстракт в другой кувшин, кладут туда кусковой сахар и опускают свежую мяту. Потом напиток процеживают, снова переливают, подслащивают, пробуют — и так до тех пор, пока чай — нана — не приобретет золотисто-желтый цвет, требуемую сладость и температуру. Только тогда его подают гостям.
Господин Ярфи Али — типичный делец. Пост каида, он передал одному своему родственнику, а сам занялся более доходным делом: обслуживанием туристов.
— Сахару — как центр туризма — ждет большое будущее, — утверждал он. — Я организую в Гулимине игры всадников, танцы, двухнедельное романтическое путешествие на верблюдах через Сахару. Кто раз испытает одиночество в пустыне, всегда будет возвращаться сюда.
Мне кажется, я уже где-то читал нечто подобное.
Господин Ярфи Али надеялся, что будущая весна принесет ему большие доходы:
— Голливудская компания «Юнайтед Артисте» намерена снимать в двадцати километрах отсюда большую битву с участием более тысячи всадников на верблюдах. За каждого верблюда они заплатят мне десять, а за всадника — даже пятнадцать дирхамов[13] в день.
— А сколько процентов вы уплатите всадникам?
Господин Ярфи Али снисходительно улыбнулся:
— Вы не знаете традиций берберских племен. Я практически все еще пользуюсь властью каида. И каждый член племени делает то, что я прикажу!
Берберы на юге Марокко и сегодня живут, как сотни лет назад. У них племенной строй.
Самая мелкая общественная единица — это род, часто в него входит более двадцати семейств, объединенных общим происхождением. Во главе стоит патриархальный вождь, представляющий род перед иностранцами и властями. Его слово безгранично уважают все члены рода. «Патриарх» определяет, кому на ком жениться, кого послать в город на работу, что продать. В тех случаях, когда затрагивается семейная честь, он даже решает вопросы жизни и смерти.
Следующая единица — дуар, община, объединяющая все роды, молящиеся в одной мечети. Общиной руководит шейх, несколько общин составляют племя, возглавляемое каидом. Звание каида равносильно званию паши в городах, поскольку оба они подчинены непосредственно султану. Шейхи и каиды именем султана вершат правосудие. Племя обычно состоит из пяти — десяти тысяч человек, населяющих местность до пятисот квадратных километров.
13
Дирхам — новая денежная единица Марокко с 119-59 г. Приблизительно равен 1 французскому новому франку (т. е. 1/5 доллара).