Мы решили пойти в самый фешенебельный ночной клуб Танжера — «Кутубия палас». Это, сказали нам, единственное заведение, где еще можно посмотреть восточные танцы. Правда, порция вина стоит там двенадцать дирхамов… Но уж кутить так кутить!..
Одетые как подобает джентльменам, вошли мы в десять часов вечера в «Кутубия палас» — невзрачное здание на боковой улице около проспекта Мухаммеда V. По узкой лестнице, вдоль стен, украшенных мозаикой, нас провели наверх. Небольшой, слабо освещенный зал в мавританском стиле был когда-то приемной султана. Стены, потолок, балюстраду, аркады — все покрывали мавританская деревянная мозаика и инкрустации.
Гости — их было человек сорок — сидели на пуфах и низких диванах вокруг танцевальной площадки или в нишах, чуть приподнятых над полом. Кельнеры во фраках и красных фесках провели нас к угловому столику. Мы заказали обязательное вино, стоимость которого включала и входную плату. В нише одетые по-европейски оркестранты исполняли современную танцевальную музыку.
Но вот пробило одиннадцать, и картина изменилась. В нише заняли места музыканты в джеллябах и красных тарбушах с восточными инструментами в руках. Раздался туш. На танцевальной площадке появилась окутанная воздушной вуалью мадемуазель Хабиба.
Она начала танцевать под своеобразный ритм барабанов, сперва медленно, лениво, устало, но постепенно сбросила с себя всю одежду, кроме крохотной серебряной повязки и двух звезд на груди. Ритм все ускорялся, танцовщица делала круговые движения животом. Ее руки, ноги, плечи начали вибрировать. Казалось, через тело пропускали электрический ток. Она медленно склонялась на пол, раскачиваясь и содрогаясь. Еще несколько судорожных движений. Все!
Это была не дешевка, не простое кривлянье. Мы увидели классический танец живота: выраженное в танце самоотречение женщины.
За такое зрелище двенадцать дирхамов — не слишком дорого!
Во время третьего номера — Танца мадемуазель Амины — мою голову внезапно обвил нежно-розовый шифоновый шарф. Альфред засмеялся:
— Это тебе обойдется недешево!
Не успел он докончить фразу, как танцовщица уже оказалась у нашего стола и мягко, но настойчиво потянула меня на площадку. Что мне оставалось делать? Упираться? Хочешь не хочешь, пришлось участвовать в игре.
Оркестр заиграл туш, и мадемуазель Амина, грациозно покачивая бедрами, начала раздевать меня! О чем можно было думать в такой момент? Чистое ли у меня белье? Чистое!
Описывая широкий круг, мой пиджак полетел в руки слуги. С галстуком у мадемуазель возникли затруднения. Ей никак не удавалось его развязать, она нервничала. В публике раздались смешки. Дело в том, что я ношу клеенчатый галстук. Помочь ей? Быстрым движением я расстегнул крючок па резинке и заслужил тем благодарную улыбку мадемуазель.
Потом она расстегнула мою рубашку и стянула ее через голову, но майку и брюки милостиво оставила мне.
Вновь загремел туш. Ритмы становились более дикими, и мадемуазель жестом пригласила меня повторять за ней движения; качать бедрами, поводить животом, подергивать плечами… В голове у меня шевелились сумасбродные мысли: ты уже видел, к счастью, танец живота, ты знаешь, что произойдет, с тобой ничего не случится…
Мне не дали никаких поблажек! Я должен был стать на колени и перегибаться назад, пока не достану плечами пола. В обычных условиях мне бы это никогда не удалось. А здесь я сделал это и даже смог сам подняться, не упав.
Наконец прозвучали последние синкопы. Я стоял, обливаясь потом, в свете прожекторов. Бородатый мужчина со слащавой улыбочкой сунул мне в руку запечатанный конверт, буркнул «мерси» и быстро отошел.
У стойки ожидал слуга с моей одеждой. Мадемуазель Амина спросила, не желаю ли я выпить? Я, конечно, желал. Я даже подумал, что мне поднесут стаканчик честно заработанного вина. Но администрация «Кутубия паласа» не одаряет так щедро дилетантов, исполняющих танец живота. Два виски с содовой мы нашли потом в предъявленном счете.
Только вернувшись за столик к друзьям, я рассмотрел подарок. Это был искусно написанный диплом, скрепленный красной печатью. Международный клуб восточного танца удостоверял, что мосье Конрад Шмидт, гражданин Германии, сдал экзамен по танцу живота.
Может быть, на основании этого документа мне занесут в личное дело вторую профессию; дипломированный исполнитель танца живота?
ЗАПРАВЩИК У БЕНЗОКОЛОНКИ
Вечер в «Кутубия паласе» был нашим прощанием с Марокко. Со следующего утра мы принялись готовить машину к безостановочной поездке в Алжир. Все эти недели «Баркас» исправно тащил нас по пескам пустыни, по перевалам Высокого Атласа. Мы хотели сделать ему что-нибудь приятное, и у бензоколонки на окраине Танжера попросили смазать его.
Один из заправщиков немного говорил на ломаном немецком: после войны он, солдат французской армии, некоторое время находился в Пфальце. Все время он пытался шутить, коверкая немецкие слова. Мы хотя и смеялись, но рассматривали его упражнения как попытку повысить чаевые.
Закончив мыть низ машины, рабочий взглянул на ее номер, чтобы узнать, откуда мы прибыли. Вдруг он насторожился, склонил голову набок, прочитал вполголоса: «Гер-ман-ская Демо-кра-ти-ческая Pec-публика… ГДР?» Мгновение он колебался, оглядываясь, нет ли поблизости хозяина, потом поднял правый кулак:
— Привет, товарищи!
С его лица сползло заискивающее выражение. Задумчиво вытер он замасленные руки, осторожно вытащил пачку сигарет и предложил:
— Закурите!
С минуту мы стояли молча и только улыбались. Потом рабочий спросил:
— Сколько времени вы пробыли в Марокко?
— Шесть с половиной недель.
— И какое у вас впечатление о нашей стране?
— Марокко прекрасная и очень богатая страна, где слишком много нищеты и бедности.
Рабочий кивнул:
— С достижением независимости не стало только генерального резидента и части его чиновников. Старые эксплуататоры — марокканские и французские — остались. Пришли даже новые… Но, верьте мне, восточный ветер, дующий уже в Египте и братском Алжире, достигнет и Марокко!
Он посмотрел на площадь перед бензоколонкой, где на белой мачте развевался марокканский флаг: на красном фоне золотая пятиконечная звезда.
— Приезжайте через несколько лет, может, к этому времени золото с нашего флага станет золотом в руках марокканского народа!
МЕЖДУ МАРКСОМ И АЛЛАХОМ
ПОСТ НА ГРАНИЦЕ
Над барьером шерифской таможни мы еще раз взглянули на портрет короля Хасана II, а у алжирской пограничной заставы нас приветствовал белый плакат, на котором красными буквами было написано: «Да здравствует социализм!» В трех метрах далее, на обочине дороги, сидели на корточках несколько ребятишек, просивших милостыню.
Границу между королевством Марокко и Алжирской Народной Демократической Республикой мы пересекали с большими надеждами. Как часто за последние десять лет наши мысли летели к этой многострадальной стране, раскинувшейся между Средиземным морем и Сахарой! Мы слышали о героической, стоившей огромных жертв борьбе алжирцев за свободу, а в сообщениях дезертиров из Иностранного легиона читали о бесчеловечной жестокости парашютистов и легионеров Мы желали успеха бойцам Армии национального освобождения и собирали пожертвования, чтобы хоть немного облегчить страдания алжирского народа.
Разочарует ли нас встреча с Алжиром или мы увидим героизм освободительной борьбы, проявляющийся теперь при строительстве молодой республики?
Этот вопрос занимал нас с тех пор, как мы распрощались с Танжером. Два дня мы без остановки ехали через Рифские горы по дороге, недавно проложенной параллельно средиземноморскому побережью и связывающей северо-западную часть Марокко с провинцией Уджда. Мы карабкались на крутые перевалы, пробирались сквозь большие кедровые и дубовые леса на склонах гор, кое-где проезжали с зажженными фарами через облака, а порой поднимались и над облаками. Иногда сквозь прорывы облаков мы видели залитые солнцем долины. Прекрасные пейзажи манили нас отдохнуть, но мы отказывались от длительных остановок; хотелось достигнуть пограничного города Уджда еще до конца недели — там на почте нас ожидали письма.