— Кажется, что…
На его лице еще боролись скептицизм и надежда. Он сел за руль и включил мотор. После третьей попытки он заработал. Теперь потихоньку вперед! Мы, прислушиваясь, шли рядом: никакого лишнего шума! В окне появилось улыбающееся лицо Дитера:
— Отдых на Джербе не состоится!
Мы покурили с трактористом, водителем грузовика и обоими незадачливыми крестьянами. Осмотрели место происшествия. Всего в нескольких сантиметрах от следов колес с обеих сторон ив песка торчали огромные камни. Если бы мы врезались в них? Но мы попали как раз посередине. Слава аллаху! Он, видно, не очень обиделся за то, что мы столько раз проклинали рамадан.
«АЛЛАХ УСЛЫШАЛ НАШУ МОЛИТВУ!»
По опыту, накопленному при многочисленных переездах через границу, я знал, что поведение таможенников и полицейских многое говорит о государстве, которому они служат. В неказистом полицейском бараке в Зуаре мы явно помешали чиновникам. Они, не ответив на наше приветствие, брюзжа, сунули нам несколько объемистых анкет.
— Заполнить!
После того как наряду с другими вопросами мы ответили и на такие, как даты рождения и вероисповедание наших дедов и бабок, нам пришлось несколько раз громко кашлянуть, прежде чем один из полицейских оторвался от кофе. Он угрюмо перелистал паспорта, проштемпелевал их, затем по очереди посмотрел на нас:
— Вам запрещается в Ливии работать! И если вы до одиннадцатого числа ноль-ноль часов не выедете из страны, то…
Мы вежливо попрощались и вышли. Конечно, господин полицейский, мы поспешим покинуть Ливию. Мы не хотим быть отданы на милость одного из ваших коллег.
На последних каплях бензина мы добрались до заправочной станции на окраине Зуары. На Джербе мы точно, до последнего километра, подсчитали необходимое нам количество горючего: ведь в Ливии оно в два раза дешевле, чем в Тунисе.
Восемь лет тому назад мне уже приходилось заправляться у этой же колонки компании ЭССО. Мы прибыли на «Вартбурге» с противоположной стороны, из Каира, и намеревались вернуться в Берлин через Тунис и Италию.
В то время Ливия была одной из самых бедных и отсталых арабских стран. Бюджет правительства складывался почти целиком из кредитов и арендной платы, которую американское и английское правительства вносили за аренду военно-воздушных баз для атомных бомбардировщиков — Уилус у Триполи и Эль-Адем у Тобрука. Нам тогда казалось, что мы проезжаем через усталую страну, примирившуюся с жизнью в бедности и апатии. Спустя двенадцать лет после окончания войны лопата еще не коснулась развалин, оставшихся после африканской кампании, а жадный песок пустыни грозил поглотить покинутые итальянцами города и плантации.
В свое время ливийское правительство возлагало большие надежды на нефть. В соседней алжирской Сахаре нашли нефть. Почему же под песками ливийской пустыни также не мог быть океан жидкого золота? Международным нефтяным трестам были сданы концессии, и в пустыню направились геологи и буровые отряды. Король провозгласил нефтяной закон. Однако в течение многих лет прилагаемые усилия не приносили успеха.
В примитивной гостинице у залива Сирт мы повстречали в 1957 году американского инженера. Он возвращался с буровой точки в пустыне. Вид у него был кислый, он считал свою работу бессмысленной.
— Ливия — страна с самыми сухими нефтяными источниками мира! — острил он.
В 1959 году, когда некоторые компании уже хотели прекратить дорогостоящие изыскания, произошло то, что ливийцы восприняли как чудо: в долине Бир-Зелтен, в двухстах километрах к югу от залива Сирт, инженеры компании ЭССО обнаружили нефть. Другие компании усилили разведку, и вскоре из различных районов поступили аналогичные сообщения.
Король Идрис I заявил:
— Аллах услышал наши молитвы! Он открыл нам неисчерпаемые сокровища!
В Ливии начался нефтяной бум. В страну устремились специалисты, в пустыне выстроили нефтепроводы, дороги, резервуары… В заливе Сирт вырос нефтяной порт. В октябре 1961 года танкер «Кентербери» компании ЭССО вышел с рейда Марса эль-Брега с первым грузом ливийской нефти.
В 1962 году было вывезено за границу восемь миллионов тонн нефти, а в 1965 году — уже шестьдесят миллионов. Чистая прибыль, то есть доля ливийского государства в экспорте, составила в 1965 году сто сорок шесть миллионов фунтов стерлингов, а в 1966 году — свыше ста семидесяти миллионов фунтов стерлингов.
Население Ливии составляло лишь полтора миллиона человек, следовательно, королевское правительство получало в виде дополнительных налогов от нефтяных компаний более тысячи трехсот марок в год на душу населения. За ночь Ливия превратилась из страны-золушки в одно из самых богатых государств.
Как же распределяются в государстве короля Идриса I «открытые поводе аллаха» неисчислимые богатства?
ХАЛИД ИЗ БИДОНВИЛЯ
Пока мы заправлялись, с нами заговорил на хорошем английском языке одетый по-европейски молодой человек. По некоторым соображениям, назовем его Халидом. Он рассказал, что навещал своих родителей в Зуаре, а теперь возвращается в Триполи, где работает в банке Барклей. Не будем ли мы так любезны подвезти его?
— Садитесь!
Мы не могли отказать столь вежливому человеку.
Когда мы затем сидели за столом в нашем салоне на колесах, Халид достал оливки, земляные орехи и вручил каждому по крупному апельсину. Это немного сгладило наше первое плохое впечатление от Ливии, вызванное полицейскими.
— Вы работаете в барклейском банке? Восемь лет тому назад я менял там деньги, — сказал я, чтобы завязать беседу.
— В то время я еще учился в школе.
Я рад еще раз посетить Триполи. Он, видимо, сильно изменился. Ведь Ливия тем временем стала богатой страной.
Халид бросил на меня испытующий взгляд и сказал задумчиво:
— Богатой? Не знаю… Богатыми стали король и иностранные нефтяные компании.
Наш попутчик, по-видимому, был критически мыслящий человек.
— Я подсчитал, что ваше правительство получает от нефтяного бизнеса не менее ста семидесяти миллионов фунтов стерлингов в год.
Халид иронически улыбнулся.
— Мне известны эти цифры. Но я получаю такую же заработную плату, как и в 1960 году. И у моих родителей — они имеют маленький участок под оливами и цитрусовыми — выручка за урожай не увеличилась ни на грош, а все, что они вынуждены покупать, ввозится из-за границы и стоит очень дорого.
— Вы, стало быть, полагаете, что ливанский народ не имеет никакой доли в нефтяном буме? — спросил я.
— Этого нельзя утверждать так категорически. За прошедшие годы построены школы, жилые дома, больницы, гостиницы, правительственные здания. Это, конечно, приносит пользу всем, но наживались на строительстве главным образом иностранцы. Это круговорот. Нефтяные компании платят правительству, а оно дает подряды на строительство опять же иностранным фирмам. Таким образом, большая часть денег опять уплывает за границу.
Готовясь к поездке в Ливию, я читал, что есть закон, предписывающий, чтобы все услуги, необходимые нефтяным компаниям, в частности доставка материалов и снабжение продовольствием, выполнялись лишь ливийскими фирмами. Это должно было послужить толчком для развития национальной промышленности.
Я рассказал Халиду об этом законе. Он сделал отрицательный жест:
— Закон существует. Но какой же ливийский предприниматель обладал до начала нефтяного бума такими капиталами, чтобы приобрести станки, грузовики, суда? Это понимают иностранные дельцы — англичане, итальянцы, западные немцы… Они заполонили нашу страну. Отдавая дань закону, они для отвода глаз берут в компанию ливийца в качестве подставного лица… Видите ли, в банке я ежедневно вижу, кто хозяин так называемых ливийских фирм и куда переводятся прибыли.