Целью поездки был ресторан в горном городке Гариан. Мы были единственными посетителями. Господина А. здесь, по-видимому, хорошо знали. Так как ни хозяин, ни бармен, ни официант не появлялись, он достал с полки позади стойки бутылку «Московской» и бутылку «Джонни Уокера».
— Мы — слаборазвитая страна, но, несмотря на это, благодаря нефти имеем все, что нужно, настоящую русскую водку и шотландское виски! — Виски он поставил обратно.
— С гостями из ГДР, само собой разумеется, пьют только водку! Из чайных стаканов! Ваше здоровье, друзья!
Подозрение, что нас хотели напоить, оказалось необоснованным. Жажда мучила самого господина А. Он ударил кулаком по столу:
— Кстати, мы — развивающаяся страна и нуждаемся в иностранных рабочих… — Он наклонился вперед и прошептал, хотя здесь никого, кроме нас, не было: — При этом у нас самих еще достаточно безработных в бидонвилях.
Господин Б. подчеркнуто деловито дополнил своего друга:
— Большей частью это пожилые люди, не имеющие никакой специальности и уже не могущие ее получить.
— Но ведь и эти люди должны жить и получать свою долю от общего благосостояния, а они даже не застрахованы!
Господин А. опять понизил голос:
— Однажды я писал об этой проблеме… и здорово поплатился!
Он наполнил стакан и одним духом осушил его:
— Проклятие! Обо многом хотелось бы написать и следовало бы, но… — Он с горечью засмеялся. — Мы — независимая газета, и все же правительство контролирует каждую строчку!
Господин Б., который почти не пил, опять уточнил:
— Мой друг полагает, что пресса должна открыто обсуждать непорядки в нашей стране, чтобы их исправить.
— От кого же иначе король узнает, что делается не то, что нужно? От своих министров? Но ведь они говорят лишь то, что ему хочется услышать… Ну да, в вашем социализме мне тоже многое не нравится, но… — Чтобы вызвать дискуссию, я было спросил, что ему, в частности, не нравится в социализме, но нас, по-видимому, пригласили лишь в качестве молчаливых слушателей. Господин А. хотел излить душу и не дал перебить себя: —…но мы принадлежим к так называемому западному миру. У нас постоянно болтают о демократии, однако кто спрашивает народ и интересуется его мнением? А когда я слышу «свобода»…
— Программа жилищного строительства короля Идриса, — вдруг громко прервал друга господин Б., — совершенно изменит облик нашей страны.
Мы оглянулись. Зашли два новых посетителя.
— Секретарь губернатора! — шепнул господин Б.
Я был не в силах сдержать улыбку. Реплика, достойная эстрадного актера!
Господин А. так же быстро сориентировался в обстановке:
— Если вам нужны цифры о проекте жилищного строительства, фотографии, наброски, мы охотно снабдим вас ими.
Теперь уже нельзя было не заметить новых посетителей. Нас познакомили. И они и мы невнятно пробормотали, что это очень приятно. Тут впервые появился хозяин и сообщил, что в соседнем зале накрыт стол. Господин А. воспользовался благоприятным моментом:
— Не окажет ли господин секретарь нам честь…
Последовал скучный официальный обед с тягучей, спотыкающейся беседой, ни к чему не обязывающей.
Лишь на обратном пути пиво немного улучшило наше настроение. Напевая, мы въехали в Триполи и остановились неподалеку от территории ярмарки. Господин А. извинился: ему надо в редакцию, он — выпускающий утреннего номера. На прощание он обнял каждого из нас и обещал обязательно навестить когда-нибудь в Берлине. Слегка покачиваясь, он перешел улицу. Дьявол типографских опечаток сегодня без труда проскользнет на газетные полосы.
ПОЖИРАТЕЛИ КИЛОМЕТРОВ
Мы взглянули на карту: Триполи находится на полпути между Касабланкой и Каиром. А одиннадцатого до ноль-ноль часов мы должны выехать из Ливии!
Мы и так задержались в Триполи на день дольше, чем рассчитывали: пытались получить в различных министерствах разрешение посетить нефтяные разработки. Нас посылали из одного места в другое. Не сделать ли завтра еще одну попытку? Решили выехать немедленно. Если подождать еще день, все равно не останется времени, чтобы сделать крюк и заехать в пустыню. Оставалось надеяться на покладистого охранника нефтяных разработок.
Когда мы выезжали из города, над нами пронеслось звено реактивных истребителей. Пришлось заткнуть уши. Слева на полуострове — военно-воздушная база Уилус. Каждый день в воздух поднимаются патрулирующие ее атомные бомбардировщики США. Одна из этих птиц смерти, нагруженная тремя атомными бомбами, в прошлом году упала возле исландского побережья. В разгар сезона тысячи крестьян остались с радиоактивными овощами.
В Триполи мы почти не встречали американцев. «Гражданам страны господа бога» незачем посещать «нестерильный город». Они ведь построили наконец собственную стерильную маленькую Америку с магазинами самообслуживания, парикмахерскими, кинотеатрами, ночными клубами, госпиталями… И зачем покупать выпивку у «проклятых арабов»? В Уилусе виски не обложено пошлиной, стоит дешевле. Густые заграждения из колючей проволоки и высокие железные ограды защищали американский город — спутник Триполи — от нежеланных визитеров. Неамериканцам вход воспрещен!
До вечера мы сделали лишь сто сорок километров. На парковой площадке древнего римского города Лептис Магна мы поджарили бифштексы и из-за отсутствия собеседников спокойно поиграли в скат.
Нам говорили, что осмотр Лептис Магны оставляет неизгладимое впечатление, что он дает полное представление о планировке римского города. Может, это и так. Наша духовная потребность в осмотре руин была полностью удовлетворена Карфагеном. В конце концов не собирались же мы писать историю искусства!
Но утром развалины были освещены так своеобразно, что мы поддались очарованию. Колонны и остатки перекрытий, фасад и ступени театра сияли, как янтарь. В тени цвета варьировались от густого темно-фиолетового до пурпурного. Альфреда охватил азарт. Лишь спустя два часа, когда солнце поднялось выше и освещение потеряло свою прелесть, нам удалось отправиться в путь.
В Мисурате оканчивалась плодородная Триполитания и начинался путь жажды. Нам пришлось проехать тысячу километров, прежде чем мы вновь увидели зеленые плантации и пальмовые рощи. Теперь у нас была лишь одна задача: пожирать километры.
По обе стороны дороги тянулась волнистая пустыня с пятнами тамариска и альфы. Время от времени слева между дюнами мелькала узкая синяя полоска Средиземного моря.
Местами дорога была очень неровная — пятидесятикилометровое шоссе, говорили мы. Это означало, что мы не могли делать больше пятидесяти километров в час, фактически даже меньше: при встрече с каждым грузовиком или трубовозом приходилось притормаживать, ибо края асфальтированного шоссе были настолько выщерблены и разбиты, что мы не отваживались на полной скорости пропускать встречные машины.
До сих пор нам как-то не приходило в голову дать кличку нашей машине. Это говорит о ее достоинствах, ведь кличку большей частью дают за какую-либо слабость или недостаток. Но на ливийских дорогах, напоминавших стиральную доску, где наша машина все время ныряла то вверх, то вниз, мы ее окрестили Качалкой.
Километры, километры…
Поздно вечером мы приехали в Бен-Бурвад. Я не узнал его. В 1957 году рядом с примитивной заправочной колонкой здесь стояли лишь два металлических барака. В одном мы ели макароны с томатным соусом, слушая жалобы хозяйки, усталой итальянки, пристрастившейся к араку. Из-за войны она потеряла отель в Тобруке и теперь мечтала заработать денег, чтобы купить небольшую гостиницу в Неаполе. Запинаясь, она ругала свою красивую дочь Пию, не желавшую быть любезной с двумя американцами, которые пили за соседним столом.