Политическим и социальным проблемам Шмидт и Нашковяк уделяют внимание и в последующих главах книги. «Между Марксом и аллахом» — так озаглавили они раздел о пребывании в Алжире, сумев сквозь призму разнообразных дорожных впечатлений и случайных встреч с алжирцами разглядеть типичное противоречие социально-политической жизни современного Алжира: стремление совместить социалистические принципы и коренные общественно-экономические преобразования со старым багажом традиционного мировоззрения и жизненного уклада, определяемого испокон веков религией ислама. Авторы сумели хорошо передать послереволюционный ритм жизни независимого Алжира: борьбу мнений «нетерпеливых», выступающих за волюнтаристские решения, и «умеренных», которые отстаивают необходимость трезвого расчета. В рассказе Шмидта и Пашковяка отчетливо улавливается различие между экзотической неторопливостью марокканцев и деловым радикализмом алжирцев, на психологию которых наложили печать восемь лет освободительной войны, подорвавшей веру даже наиболее консервативной части населения в устойчивость традиционного порядка вещей. Поэтому не вызывают удивления ни возмущение синеглазой Айши сохраняющейся во многих семьях домостроевщиной, ни «социалистическая непримиримость» недовольного Мухтара, ни легенды, которые ходят среди жителей Сахары о советских бурильщиках — гидрогеологах, которым, в частности, обязан своим существованием осмотренный авторами кооператив в Бен-Гиусе.
Стремление дать оценку политической ситуации, уловить главное, чем живут люди в каждой из виденных ими стран, характерно для подхода авторов к любой проблеме. Оно сопровождает и этнографически яркое описание мусульманского поста — рамадана — в Тунисе, и беглые заметки о малоизвестных местностях песчаной Ливии, в том числе о недавно родившейся сенуситской столице Эль-Бейда. Нечасто журналистам из социалистических стран, да и вообще из Европы, удавалось побывать в скрытом от иностранцев «ливийском Версале» —.третьем центре королевства и оплоте теократической власти Идриса ас-Сенуси. Авторы также, несомненно, одни из первых среди граждан стран социализма побывали в Бир-Зельтене, на нефтепромыслах, представляющих собой заповедник американских монополии. Здесь все типично: и свирепость местной полиции, и дипломы США у инженеров-ливийцев, и широкая полоса «ничейной земли», отделяющая комфортабельные бунгало американцев от лачуг ливийских служащих.
Завершающий книгу раздел «Новые пирамиды» касается не столько раритетов древнего Египта и прочих исторических достопримечательностей, сколько политических и трудовых будней самой значительной из арабских республик. Описание поездки в Асуан дает яркое представление о том, чем живет АРЕ сегодня, вводит в атмосферу ее жизни, бурно меняющейся буквально на глазах.
Вообще, политика то и дело врывается в чисто туристские будни авторов, определяя во многом их впечатления от встреч с «западногерманскими братьями и сестрами», французским «боссом» устричной фермы. Характерна в этом отношении и встреча с учителем-кооперантом Пьером, германистом из Сорбонны и членом Французской коммунистической партии. Фигура кооперанта, то есть французского специалиста, направленного в ту или иную страну Африки или Азии в соответствии с соглашениями о сотрудничестве, очень типична сейчас почти для любого уголка арабского мира. Не случайно среди кооперантов много коммунистов, стремящихся содействовать экономическому и культурному подъему молодых развивающихся государств.
Авторы не гонятся за легендами, занимательными историями, анекдотами и прочими, казалось бы, неотъемлемыми атрибутами литературы для туристов. Их больше интересует сегодняшний день, в котором причудливо сплетаются яркое и мрачное, смешное и грустное: неимущий кочевник в Сахаре, которому приглянулись «практичные» резиновые ведра встретившихся ему автомобилистов; обладатель современного транзистора в допотопной пещере Матматы, слушающий радио Каира, но не знающий литературного арабского языка; несчастная учительница с острова Джерба, запертая своим отцом для предсвадебного откорма.
Умение авторов в каждой увиденной ими стране уловить наиболее характерное и интересное особенно проявляется при взгляде на Каир — самый многолюдный, современный и индустриальный из арабских городов. Шмидт и Пашковяк не случайно так подробно показывают шумное народное гуляние в Гезире. Оно, пожалуй, было бы невозможно в другой арабской столице, ибо нигде в арабском мире нет столь многочисленной и раскованной молодежи, страстно желающей воспользоваться продвижением родины по пути социального прогресса. Авторы верно подметили, что в Арабской Республике Египет обучение молодежи, занятия спортом и развлечения носят более массовый и общедоступный характер и для девушек и для юношей, чем во многих других арабских странах.
Авторы не ставили перед собой задачу рассказать читателю буквально обо всем. Это — не справочник и не энциклопедия, а непосредственное, живое свидетельство очевидцев, не претендующих на абсолютную непогрешимость каждой написанной ими строчки. Поэтому иногда авторы допускают неточности или недомолвки.
В частности, нельзя согласиться с авторами, что до 1945 года султан Мухаммед бен Юсеф «не одобрял никаких акций националистов» и вообще не мыслил самостоятельно. Известно, например, что уже в 1936 году он пытался придать своей призрачной власти вполне реальный характер и выступал, — насколько позволяли, разумеется, условия протектората, против вербовки марокканцев в армию генерала Франко, поднявшего мятеж против Испанской республики. В письме генеральному резиденту Франции в Марокко от 5 сентября 1936 года двадцатисемилетний султан писал: «Помимо того, что нас волнуют страдания наших подданных, мы глубоко сожалеем о том, что некоторых из них могут призвать для участия в безжалостной войне не с целью защиты от иностранной интервенции правительства, с которым мы поддерживаем отношения, а, наоборот, чтобы поддержать замыслы тех из его собственных сынов, которые стремятся свергнуть его»[70].
8 ноября 1942 года, в день высадки в Марокко англо-американских войск, стремившихся создать в Северной Африке плацдарм для нанесения удара по державам «оси», Мухаммед бен Юсеф наотрез отказался — впервые в истории французского протектората над Марокко — подчиниться приказу генерального резидента Франции и вопреки требованиям последнего остался в королевской столице Рабате. В 1943 году султан снова игнорировал французского проконсула; он встретился в Анфе — районе Касабланки — с президентом США Рузвельтом и, по некоторым сведениям, получил от него заверение в том, что «эра колониальной эксплуатации заканчивается»[71]. Известно также, что Мухаммед бен Юсеф симпатизировал национально-освободительному движению, был связан со многими его лидерами и сочувствовал манифесту партии «Истикляль» от 11 января 1944 года, вызвавшему ярость колонизаторов.
Неправильно поэтому преуменьшать роль Мухаммеда бен Юсефа в истории Марокко и значение его попыток, пусть и не всегда удачных, освободиться от иностранной опеки еще до 1945 года. Неверно также считать возвращение Мухаммеда бен Юсефа в Марокко в 1955 году после более чем двухлетнего изгнания сознательным актом «французского крупного капитала». Стараниями крупного капитала в августе 1953 года султан был свергнут с престола и незаконно отправлен в ссылку. Его триумфальное возвращение на родину в ноябре 1955 года означало не компромисс с империалистами, а победу над ними, торжество суверенных прав и национальных чаяний марокканцев, ибо с августа 1953 года по ноябрь 1955 года все политические партии Марокко, включая коммунистов, требовали возвращения в страну и восстановления на престоле законного султана. В этот период Мухаммед Бен Юсеф стал знаменем марокканского патриотизма и оставался им до конца своей жизни.