Не совсем точно представление Шмидта и Пашковяка о майских событиях 1945 года в Алжире. Их рассказ о героическом Ауресе 1954–1962 годов, воспоминания ветерана революции Ахмеда Ябки и осмотр вместе с ним мест былых сражений исключительно интересны. Однако вплетающиеся в повествование сведения о том, как май 1945 года подготовил ноябрь 1954 года нуждаются в поправках. Сразу же после расправы с манифестантами в Сетифе вся близлежащая область — Баборская Кабилия — была охвачена восстанием, в котором приняли участие до пятидесяти тысяч алжирцев. Патриоты не только подвергались репрессиям, но и сами отвечали ударом на удар: убивали французских колонистов, чиновников, полицейских, прерывали линии коммуникаций… Поэтому-то колониальные власти и вынуждены были бросить против повстанцев весьма значительные вооруженные силы.
В качестве образца старинной мавританской архитектуры в Тунисе в книге упомянуто селение Сиди-Бу-Саид, но авторы не сказали о том, что история этого селения тесно связана с историей средневекового тунисского корсарства. Как известно, североафриканские, или, как их называли в феодальной Европе, «варварийские», пираты были в свое время грозой морей. Корсары Туниса чтили как святого дервиша Абу Саида Халафа бен Яхья ат-Темими аль-Баджи, умершего в 1231 году. Они называли его «раис аль-бахр» («хозяин морей»), считали своим покровителем и оказывали всяческие почести его могиле. Над этой могилой была воздвигнута мечеть, названная по имени дервиша «Сиди-Бу-Саид», т. е. «господин мой Абу Саид»[72]. То же название носит и окружающее мечеть селение.
В Ливии авторы побывали еще тогда, когда она была теократической монархией, полутаинственным и полузахолустным королевством мусульманских фанатиков и в то же время вотчиной международных нефтяных монополий. О порядках в этом королевстве, его тяжелом моральном климате лучше всего говорят столкновения авторов с ливийской полицией. Почти все рассказанное ими об этой стране очень хорошо передает обстановку предреволюционных лет и объясняет причины крушения в Ливии реакционной клерикальной деспотии, казавшейся на первый взгляд одной из самых устойчивых в арабском мире.
Власть короля Идриса рухнула в его отсутствие. Семидесятидевятилетний монарх отдыхал в Турции, когда в ночь на 1 сентября 1969 года восставшие части ливийской армии вошли в главную из трех ливийских столиц — город Триполи — и, не встретив сопротивления, заняли генеральный штаб, управление полиции, радиостанцию и аэродром. Восстание было организовано движением «свободных офицеров», зародившимся среди патриотически настроенной армейской молодежи в оазисе Себха на юге страны в 1960 году. Девять лет антимонархически настроенные «свободные офицеры» готовили свержение королевской власти и разрабатывали идеологическую основу своей политической организации, действовавшей в подполье. Основными принципами этой организации, по словам ее руководителей, были антимонархизм, антиимпериализм, борьба за свободу, арабское единство и социализм.
Низложение монархии в Ливии произошло без единого выстрела. Семитысячная личная гвардия короля Идриса, состоявшая из привилегированных бронетанковых и моторизованных отрядов, была молниеносно парализована. Эти наилучшим образом вооруженные «элитные» части, созданные при помощи военных советников из Великобритании, играли роль мощного военно-полицейского противовеса армии, не пользовавшейся особым доверием подозрительного Идриса.
Престарелый монарх, еще со времен первой мировой войны связанный с Лондоном, не без основания опасался, что его постигнет судьба королей Египта и Ирака, в свое время свергнутых армейскими революционерами, несмотря на солидную английскую поддержку. По расчетам Идриса, выпестованная его английскими союзниками гвардия должна была пресечь любую попытку военных изменить существовавший в стране государственный строй. Однако «свободные офицеры» заранее приняли меры по нейтрализации королевской гвардии. Окруженная армейскими подразделениями в своих лагерях на востоке страны, гвардия сдалась. Империалисты США и Англии не осмелились помешать провозглашению Ливийской Арабской Республики. Несмотря на наличие секретного соглашения между Англией и Идрисом от 27 июня 1964 года, согласно которому английские войска должны были «в случае необходимости» прийти королю на помощь, правительство Великобритании отказалось защищать своего давнего и испытанного ставленника, так как опасалось взрыва возмущения в арабских странах, а главное — боялось в случае неудачи потерять Ливию как крупнейшего поставщика нефти. Кроме того, на позиции правительств Англии и США сказалась боязнь английских и особенно американских монополий утратить чрезвычайно прибыльные нефтяные концессии в Ливии.
Меньше трех лет прошло со времени пребывания в Ливии авторов этой книги. Но как много там изменилось после сентябрьской революции 1969 года! У власти в Ливийской Арабской Республике встали люди, которые так же отвергали реакционную политику королевского правительства, как и многие собеседники Шмидта и Пашковяка. Из сообщений прессы стало известно, что первый премьер-министр республики, Махмуд Сулейман аль-Магриби, был приговорен в свое время королевским судом к четырем годам тюремного заключения за организацию забастовок портовиков, боровшихся против вывоза ливийской нефти в Англию и США, а первый министр иностранных дел Салах Бувазир вынужден был при Идрисе эмигрировать в ОАР из-за преследований властей за его оппозицию военному сотрудничеству Ливии с англо-американским империализмом.
А разве не перекликаются с надеждами служащего Халида, беседовавшего с авторами в 1967 году, слова премьер-министра Ливии, произнесенные в 1969 году: «Интересы ливийского народа будут основной целью пашей политики во всех областях. Правительство Ливии уже приняло решение увеличить вдвое минимальный уровень заработной платы; эта мера касается наиболее бедных слоев народа. Американские и английские базы должны быть ликвидированы на ливийской территории, так как этого хотят все»[73]. Правительство республиканской Ливии уже заявило о том, что все военные и нефтяные соглашения будут пересмотрены с учетом интересов ливийского народа.
Несмотря на быструю смену событий в странах, о которых идет речь в книге, все рассказанное Шмидтом и Пашковяком сохраняет свое значение в наши дни как истинное свидетельство о жизни арабов Африки в современную эпоху.
В тексте чувствуется уверенная рука очеркистов, стремящихся не только рассказать о своих впечатлениях, но и оставить читателю пищу для размышлений, дать ему почувствовать то, о чем в книге по тем или иным причинам прямо не говорится.
Несколько страничек о закрытых чадрой марокканках заняты почти исключительно визуальными авторскими наблюдениями. Но, прочитав их, мы сразу чувствуем живую связь социального быта и психологии народа со стародавними обычаями и вместе с тем ощущаем выветривание этих обычаев, утрату ими своей прежней сути, постепенное превращение их в простой символ национальной или религиозной принадлежности. Особенно наглядно это проявилось во время пребывания наших путешественников на консервной фабрике в Сафи. В этой связи очень точно авторское противопоставление «традиционного» поведения женщин Марокко и более современного — в Тунисе и АРЕ.
Нельзя, правда, сказать того же об оценке авторами положения женщин в Алжире. Ношение покрывала для большинства марокканок более естественно, чем для алжирок. В Марокко — это обычай, освященный великой традицией, и ничего больше, а в Алжире, кроме того, еще и проявление патриотизма. Ни один из народов Северной Африки не находился так долго под владычеством Франции, под гнетом политики ассимиляции и под угрозой полного офранцуживания, как алжирский народ. Чтобы сохранить свое национальное лицо и успешнее сопротивляться проводившейся колониалистами «деперсонализации», мусульмане Алжира вынуждены были ревностно придерживаться старинных обычаев, иногда цепляясь и за наиболее косные из них. В Алжире раньше было гораздо меньше закрытых женщин. Годы революционной войны с ее ожесточенностью, возросшей преградой между мусульманами и жившими тогда в Алжире многочисленными европейцами способствовали росту национального самосознания и чувства национального достоинства алжирцев, а также — неизбежно сопутствовавших этому настроений любования своей национальной самобытностью. Поэтому, когда в 1958 году французские ультраколониалисты объявили всех алжирцев (даже кочевников Сахары) «французами в полной мере» и демагогически заявили о «полной эмансипации алжирской женщины», вполне естественной была реакция многих алжирок: они стали закрывать лицо, хотя! раньше ходили открытыми. Тем самым они демонстрировали свою враждебность колониальному режиму, нежелание принимать от него какие-либо подачки. Отголоски ожесточенности тех лет до сих пор чувствуются в стране, ибо жизнь сегодняшнего Алжира, как в этом убедился читатель книги Шмидта и Пашковяка, во многом определяется духовной атмосферой бурного периода революции.
72
В произношении североафриканских арабов краткие безударные гласные обычно утрачиваются. Поэтому они говорят «Бу» вместо «Абу», «Слиман» вместо «Сулейман», «Брахим» вместо «Ибрахим» и т. п.