Артём Федорович Новокшенов, руководитель управления, сидел перед монитором телевизора и смотрел на спокойно выступавшего по каналу «Свобода» Литовченко. Сам Артём Фёдорович, в отличие от выступавшего, спокоен не был. Покушение на второго человека в оппозиции должно было произойти час назад. Конечно, бывают непредвиденные обстоятельства. О них и шла речь в последнем телефонном разговоре. Однако, «торговец» обязался, в случае именно такого обстоятельства, перезвонить. Звонка не было. Артём Фёдорович лично дважды набрал номер телефона «торговца». Но постоянно слышал в ответ: абонент вне зоны досягаемости. Самое тяжёлое в нашей профессии, ждать, — любил повторять сам себе фразу из знаменитого кинофильма полковник Новокшёнов. Но сегодня был не тот случай. На кону стояли ни много, ни мало: два миллиона евро. За подготовку и координацию операции. И вот теперь и то, и другое катилось к чёртовой матери.
Шариковая ручка, с лёгким щелчком переломилась в пальцах Артёма Федоровича. Неужели, «торговец» сбежал? Нет, отпадает. Перекупили? Так быстро, в течение нескольких часов? Бред. Тогда что? С аппендицитом в больницу угодил?
Телефонный звонок заставил полковника оторваться от телевизора и пройти к аппарату.
— Артём Федорович? — голос Новокшёнов узнал моментально.
— Да. Я вас слушаю.
— Я по поводу заказа. Что-то произошло? Его не принесли?
Вот гад, подумал Артём Федорович, разговаривает со мной, как будто я в лавке приказчиком работаю.
— Нет. Всё в порядке. Просто во время не укладываемся.
— Но, вы же сами понимаете, до вечера заказ должен быть выполнен. Иначе, его приобретение теряет всякий смысл.
— Можете не беспокоиться. К 22.00 ваш заказ будет у вас.
Трубку положили. Артём Федорович ударил кулаком по столу и выматерился: ну, «торговец», только объявись!
Медведев протолкался к «Грачу» и «Немому».
— Как тут дела?
— Пока всё нормально.
— Вот и хорошо. «Грач», ты иди, пройдись, а мне нужно потолковать с нашим человеком.
«Немой» с недоумением смотрел на полковника российской внешней разведки. Тот достал из кармана маленькую бутылку коньяка и налил прямо в чай собеседника.
— Молодец. — Медведев спрятал бутылку и оглянулся по сторонам. — В былые времена за подобное орден бы получил, а теперь разве что слова добрые из уст соратников.
— Так и за то спасибо.
Выпили из одного стаканчика. По очереди.
— А теперь, «Немой», вспоминай, что ещё сегодня говорили о Литовченко. С Литовченко. Одним словом, мне нужна такая информация, которая бы убедила господина Литовченко в том, что ему не врут.
— Вы хотите…
— Да. Я хочу по телефону сообщить кое-кому о покушении. Пусть, ребятки, почешутся. И чтобы у них в дальнейшем не появилось новое желание кого-то грохнуть на этом празднике жизни.
Медведев кивнул в сторону веселящейся перед сценой молодёжи. «Немой» некоторое время молчал, вспоминая моменты бесед, увиденные на Майдане.
— Говорили, — наконец, он кое-что вспомнил. — о том, будто Литовченко должен завтра утром выступить перед Майданом.
— Причина?
— Какой-то съезд где-то собирается. Какой, где, я так и не понял.
— Дальше.
— Да, вроде всё. — «немой» неуверенно пожал плечами. — Да, Герман Иванович. Сегодня Козаченко встречается с Онойко.
— И…
— Я просто вспомнил. Андрей Николаевич разговаривал с Литовченко. Вон в том углу, — «Немой» указал рукой в сторону стены из звуковых колонок. — По поводу поездки к Онойко. Тот тоже хотел поехать, но Козаченко ему ответил…
— Что он ему ответил? — полковник с нетерпением ждал ответа.
— Он, сказал… Да, кажется так. — «Немой» приподнял голову. — Он сказал, что, мол, не следует им вдвоём у того появляться. Потому, как тот, то есть, как я понял, Онойко, может догадаться о том, что у них уже расписаны все места. Нет, не места. Кресла. Да, он так и сказал: кресла. И ещё добавил: дурня следует держать в колпаке.
— Как? — переспросил Медведев и расхохотался. — Дурня следует держать в колпаке! Вот это номер!
Козаченко устроился поудобнее в кресле, закинув ногу на ногу, и скрестив перед собой руки. Кирилл Викторович Онойко с любопытством смотрел на своего гостя. Интересно, что произошло? Что так в корне повлияло на поведение нашего трусливого атамана?
Лидер социалистов внимательно следил за всеми событиями, происходящими в стране, в том числе, и в Верховной Раде. И, зная Козаченко не первый год, тут же отметил животный страх, сковавший вышедшего на трибуну для принятия присяги лидера оппозиции. Ещё бы, отметил тогда Кирилл Викторович, ведь это насильственная смена власти. Статья уголовного кодекса. Дай Бог памяти, от восьми до двенадцати лет строгого режима. Сам Андрей Николаевич на подобное бы никогда самостоятельно не решился. За всеми действиями кандидата стояла сильная, и безрассудная личность. Которая носила имя Александр Борисович.
О том, что президент настоял на том, чтобы «ЧП» не было введено в стране, Кирилл Викторович узнал одним из первых. И ничему не удивился. У Кучерука имелось несколько мотивов, чтобы не вводить военное положение. Какой из них оказался доминирующим, Онойко не интересовало. Главное, что соотношение сил на политическом олимпе кардинально поменялось. Если бы Козаченко приехал к Кириллу Викторовичу именно в тот момент, сразу после окончания заседания Совета по национальной безопасности, то он бы дал согласие на сотрудничество, практически не задумываясь. Но, днём Кузьмичёв официально выступил в поддержку премьера. А фракция коммунистов в парламенте была одной из самых мощных. И силы Козаченко и Яценко вновь сравнялись. Так что, теперь у Онойко появился шанс «пробить» свой интерес. И уж на этот раз он им воспользуется. И никуда Андрей Николаевич не денется.
— Кирилл Викторович, — Козаченко говорил несколько раскованно, и, даже, начальственно. — Как вам известно, президент, практически принял сторону Майдана, сторону народа. В ближайшие дни начнутся переговоры, между нами, то есть оппозицией, и правительственными силами. И, в данной ситуации, мне бы хотелось определить, с кем вы, Кирилл Викторович?
Онойко поднялся со своего кресла, прошёл к секретеру, приоткрыл его, извлёк миниатюрную, серебряную леечку, и принялся поливать расставленные вдоль стен кабинета цветы.
— Андрей Николаевич, вас интересует, с кем я буду на переговорах, или в парламенте?
Козаченко решил сделать пробный выпад:
— А что, имеется разница?
— К тому же, существенная. На переговорах, если нас, социалистов, туда, конечно, пустят, мы примем наблюдательную позицию. Нам будет интересно познакомиться как с вашей точкой зрения на создавшуюся проблему, так и с позицией вашего оппонента. Но, Андрей Николаевич, вы прекрасно понимаете, в законодательном органе, то есть в парламенте, всё может выглядеть совершенно иначе. Вы знакомы с сегодняшним выступлением Кузьмичева?
— Да. И я с ним категорически не согласен.
— Согласны, или нет, второй вопрос. Но то, что он принял сторону Яценко понятно и так. В таком случае, даже если мы, то есть социалисты, просто не проголосуем, то ваше требование о признании второго тура выборов нелегитимными, будет провалено. И Яценко, автоматически, станет президентом.
— Мы поднимем народ на борьбу!
— Вы сядете в тюрьму. Причём, вам припишут именно то, в чём вы сейчас обвиняете Смелякова: сепаратизм. Это в первых. Во-вторых, ваши «спонсоры». И не нужно качать головой, Андрей Николаевич, мол, их у вас нет. Они у вас есть, и силовой захват власти им не нужен. Любое силовое действие ведёт к дальнейшим расследованиям. По нашему законодательству, о чём вы, Андрей Николаевич, прекрасно осведомлены, запрещено использование иностранных средств в предвыборной кампании. А потому, вы должны стать президентом только мирным путём. Что вам может обеспечить только Верховная Рада. Исходя из выше сказанного, я вторично предлагаю вам свои условия.
— Политическую реформу?