— А ты постарел. — Петро Степанович похлопал по руке генерала. — Видимо, жизнь на пенсии плохо влияет на физическую форму. Я вот потому и не хочу сидеть в тиши. Пока двигаюсь, живу.
— Да я тоже, вроде как существую.
— Слушай, Москва. — Петро Степанович присел на скамейку. — Может, пойдём в ресторан. Примем по сто грамм. В тепле… А то сидеть на холоде…
— Да нет, Петро. — Евдоким Семёнович примостился рядом. — Разговор у нас с тобой будет недолгий. А мне ещё к себе возвращаться.
— Так я тебя подвезу.
— Нет, Петро. Как-нибудь, в другой раз.
— Не хочешь показать свою берлогу. — усмехнулся Петро Степанович. — Мне всё время, после нашего последнего разговора не даёт покоя мысль: а зачем «Москва» приехал в Киев? Я ведь прошёлся по твоим бывшим Киевским контактам. Дали мне и финансовую информацию. И вывод, который был мною сделан, один: никаких интересов у тебя в Украине нет. Абсолютно никаких. От всех предложений, которые тебе когда-то делали, ты отказался. Денег ни во что не вкладывал, в отличие от твоих соратников по борьбе. — последняя фраза была Петром Степановичем произнесена с сарказмом. — А потому, я не увидел логики между твоим приездом и Майданом. Но приехал ты, судя по всему, именно из-за Майдана.
Евдоким Семёнович достал баллончик с нитроглицерином, положил одну таблетку на язык. Петро Степанович с сочувствием покачал головой:
— Хреновы твои дела, «Москва», если уже валидол не помогает.
— Так что ты хочешь. Возраст. — старик достал из кармана маленькую, пластиковую бутылочку с минеральной водой. — К тому же приболел. Глотать больно, в горле першит. Но, дело не в этом. Позвал я тебя Петро, чтобы поделиться некоторыми личными соображениями. И начну с недалёкого прошлого. Представь себе такую картину. Некто, проживающий в России, и имеющий приличный капитал, положил глаз на газотранспортную систему в Украине. Но, этот некто прекрасно понимает: без поддержки президента Украины контрольный пакет акций он никогда не получит. А получить его хочется. Ну, просто очень хочется. И вот тогда этот некто производит зондаж: кто и на кого на Западе и в России делает ставку, и кого ещё может заинтересовать транспортировка газа? И узнаёт довольно любопытную вещь. В случае победы кандидата, скажем, номер один, его мечты никогда не сбудутся. Потому, как на трубу уже претендуют люди, стоящие у руля в России. То есть в данной ситуации, как говорит молодёжь, у него полный облом. И вот тогда он решает вступить в игру на стороне кандидата номер два. Но вступить довольно оригинальным способом. Дело в том, что ему необходим полный контроль над будущим президентом. И он прекрасно понимает, что при наличии такого заместителя, как у кандидата номер два, у него может произойти второй облом. И вот тогда этот некто в России принимает решение о ликвидации зама кандидата номер два.
— Что-то я тебя не пойму. Кандидат номер один, кандидат номер два… Говори нормальными словами.
— Петро, — вторая таблетка легла на язык. — Ты всё прекрасно понял. И, конечно, догадался, кто мешал этому некто. Однако, у хлопцев ничего не получилось.
— У каких хлопцев?
— Во-первых, у человека, проживающего в России. Во-вторых, у наёмника, приехавшего из Москвы. В третьих, у вашего сотрудника спецслужб. Впрочем, он может заниматься и другим родом деятельности, но обязательно плотно связанной с «конторой». Либо с «органами».
— Так. — протянул Петро Степанович, давая себе возможность собраться с мыслями. — Вы, выходит, снова об о всём знаете, а мы ни сном, ни духом. Ходим, как слепые котята. Занимаемся демократией. В то время, как Россия снова спасает Украину! И, конечно, вы сейчас начнёте трубить во все лёгкие о своей спасительной миссии.
— Да брось ты. — Евдоким Семёнович запахнул шарф поплотнее, так, чтобы полностью скрыть худую шею. Генерал понял: Цибуля пытается уйти от главного вопроса. — Оставь словесный понос для парламентской трибуны.
— Да пошёл ты со своими нравоучениями. — украинский политик с трудом поднялся со скамьи. — Сколько я знаю вас, кацапов, вы на словах ратовали за всех на земле, а делали только для себя. И там действительно, национальное не имело никакого значения. Главное, урвать побольше.
— А у вас не так? Вы все чистые, пушистые. И ратуете за долю народа. А Закон о голодоморе, как геноциде, почему хотите принять?
— Потому, что так оно и было.
— Было, Петро. — неожиданно согласился генерал в отставке. — Но мы то с тобой прекрасно знаем, что такое геноцид. И как оно было. Не по наслышке. И не со слов историков — проститутов. — Евдоким Семёнович тоже поднялся. — Народ не может делать геноцид против себя самого. А в голодоморе принимали участие все: и русские, и украинцы, и евреи, и грузины. Но ты знаешь и другое: почему необходим вам такой закон. За геноцид кто-то должен ответить, так как это преступление. И, если отвечать, как вы утверждаете, будет не Россия, то кто? А ответ прост. Отвечать будут коммунисты. И отвечать будут тем, что по принятии данного закона, следующим шагом будет официальное закрытие КПУ. Таким образом, вы сбросите конкурента на следующих парламентских выборах. То есть, произведёте политический «кидок». Вот и весь ответ. Так что, и вы хотите побольше урвать.
— Коммуняки это заслужили.
Петро Степанович посмотрел на часы:
— Прости, Евдоким Семёнович, но мне пора ехать. Если тебе больше нечего сказать, то прощай.
— Главное я тебе уже сказал. А вот что делать с этой информацией, Петро, решай сам. Надеюсь, ты меня понял. Правильно понял. — уточнил генерал. — И ещё, на всякий случай, напомню об исписанных лично тобой бумажках. Со списками. Тех самых, по которым производились аресты.
Политик сжал руки в кулаки.
— А я и не сомневался, что ты о них вспомнишь. Какой ты был, Москва, такой и остался.
— Так и ты, Петро, не поменялся. — генерал приподнял воротник пальто и не прощаясь, направился к выходу.
Цибуля несколько минут постоял в ожидании, что генерал хоть что-то добавит на прощание. Но старик молча удалился. Депутат тихо выругался, решительной, широкой походкой вернулся к стоящей у кромки проспекта машине. Он шёл не оборачиваясь. А потому не мог видеть, как Евдоким Семёнович, спрятавшись за кустом, внимательно провожал его цепким, пронзительным взглядом. Главное, Петро, — мысленно проговорил старик, — я тебе сказал. И если я не ошибся в тебе, и если подозрения Синчука верны, и Новокшёнов действительно причастен к покушению, то в скором времени вы, ребятки, пойдёте на всё, чтобы свернуть акцию. И как можно быстрее.
Петро Степанович, остановив машину невдалеке от гостиницы «Украина», и выгнав водителя из авто, заставив того стоять на холоде, безрезультатно пытался набрать московский, телефонный номер. Абонент молчал. Даже автоответчик был выключен. После пятой неудачной попытки связаться с российской столицей, народный депутат Украины Петро Степанович Цибуля загнул народный трёхэтажный мат, и грохнул кулаком по торпеде. После, несколько успокоившись, политик пролистал записную книжку и набрал номер следующего абонента. Там ответили сразу.
— Алло, Артём Федорович? — Петро Степанович перехватил трубку левой рукой, а правой достал из кармана валидол.
— Вы кто? — ответил сонный голос.
— Конь в драпированном пальто. — Цибуля, со злости, едва не выронил таблетки.
— Пётр Степанович… — абонент наконец-то узнал голос народного трибуна.
— Он самый! — Господи, до чего же безмозглыми бывают люди. — Встретиться нужно. И немедленно.
— Но…
— Никаких но! Немедленно!
Лев Николаевич запил. По чёрному. Так, что еле выходил из дома, чтобы скупиться новым запасом хмельного пойла. Продавщицы в небольшом местном супермаркете неожиданно познакомились с общительным, обаятельным старым ловеласом с другой стороны. Седовласый настырный почитатель слабого пола вдруг перестал интересоваться прелестями женщин, и отдал предпочтение водке.