Михаил посмотрел по сторонам. Юлька сидела на корточках, прислонясь к бетонной стене, и плакала.
— Юля. — Самойлов подошёл к девушке, тронул её за плечо, — Вставай. Пошли к нам в машину.
Девчонка вскочила на ноги.
— А вы как здесь оказались? — вскипела она. — Ну да, вам позвонили. Чтобы и в Москве знали, какие мы наркоманы, террористы, убийцы! — Самойлов протянул руку, но девушка с силой откинула её. — Не трогайте меня! Все вы продажные! Как те ментяры, которые его скрутили. Ведь они ему всё подсунули! Понимаете? Подсунули! Вы…
— Понимаю. — Самойлов силой подхватил девушку под руки и, буквально, поволок к «жигулёнку».
Юлька пыталась вырваться, билась в руках, ногами упиралась в землю, но Михаил, всё-таки, заставил её сесть в автомобиль, сунул в руки пластиковую бутылку с «пепси», а сам упал рядом:
— Выпей воды. — девчонка отрицательно замотала головой, но Самойлов заставил сделать несколько глотков. Девушке, вроде, полегчало. — Теперь рассказывай, что произошло.
Дочь портретиста стала отвечать не сразу. Видимо, говорить с Михаилом у неё особого желания не было, однако журналист настаивал:
— Итак, я жду.
— Они пришли два часа назад. Мы с Романом…. Вы не подумайте, между нами ничего нет. Ну, то есть…
— А я ничего и не думаю. — Самойлов достал сигареты, закурил. — Дальше.
— Показали постановление на обыск…
— Кем подписанное?
— Не знаю. Они Роману и его маме показали. Потом нас закрыли на кухне.
— Кого «нас»?
— Меня и Ромину маму. Она сейчас там, на верху. Плачет.
— А Роман?
— Был с ними. Приехали репортёры. Нас выпустили, а после начали обыск. С кинокамерами. Вот тогда в столе менты и нашли бомбу…
— Не менты, а милиция. О том, что это бомба, они сказали?
— Да. А потом из Роминой куртки, точнее, из кармана, достали пакет, с порошком.
— А почему решили, что в пакете наркотик?
— Один из них попробовал порошок на язык.
Самойлов усмехнулся: специалисты сраные. Насмотрелись американских боевиков.
— Так.
— Что так?
— Дрянь дело, вот что. Посиди здесь, пока пообщаюсь с друзьями. И не вздумай убежать. Мне ещё поговорить с тобой нужно.
Журналист вылез из машины, и направился к Володе и Молчуненко, которые курили невдалеке.
— Симпатичная девочка. — кивнул на машину Молчуненко.
— Знакомая.
— А что здесь делала?
— Я же говорю: знакомая задержанного.
— Вот оно что… — протянул Молчуненко. — И как тебе происходящее?
— Никак. Всё как у нас. Политика и криминал рядом идут. А менты их наручниками скрепляют.
— То, что здесь есть криминал, ещё доказать следует. — вставил слово Володя.
— А бомба? — напомнил Самойлов.
— Какая бомба? — отреагировал Молчуненко. — У сопляка восемнадцати лет, который и в армии то не служил, и бомба? Миша, не смешите людей.
— Тогда зачем вы нас вызывали?
— А вот этот вопрос по существу. — Молчуненко сделал паузу для того, чтобы москвичи прочувствовали момент. — Теперь делайте всё осторожно. Посмотрите вправо, в затемнённую сторону. Я ведь, собственно, только из-за этого вас и позвал. Только смотрите ненавязчиво. Может, увидите нечто любопытное.
Михаил ещё раз затянулся дымом от сигареты, и слегка повернул голову в сторону, якобы в поисках места, куда можно было бы выкинуть окурок. Милиция разъехалась. В указанном направлении отсвечивала серым цветом фирменная, дорогая иномарка, в которую в этот момент усаживались «часовщики». Так, повернуть голову ещё чуть правее. «Мерседес». Кто, кто в «Мерседесе» сидит? Окурок полетел в темноту. К машине подошёл молодой человек. О чём-то начал разговаривать с водителем. На несколько секунд зажёгся верхний свет. Самойлов резко отвернулся.
— Мамочки мои родные. Народные депутаты.
— И не просто депутаты. — Молчуненко вытянул сигарету из пачки оператора, и прикурил, закрывая огонёк ладонью руки, — Олег Круглый — парламентская фракция «Незалежна Украина», правая рука пана Козаченко. Виктор Лузгин — «Блок Литовченко». А Николай Зайченко — первый заместитель Литовченко. В задачке с тремя известными встают вопросы: что представители оппозиции делали на месте задержания активиста организации, которая к ним, как они заявляют, не имеет никакого отношения? Почему они приехали раньше милиции? Я приехал вместе с милицией. А они уже стояли здесь.
— Сдали своих? — выдвинул версию Дмитриев.
— Или, с их согласия, мы видели хорошо разыгранный спектакль. — Молчуненко курил жадно, глубоко затягиваясь. — Мальчик ночь переночует в РОВД, утречком, как ни в чём ни бывало, вернётся в дом родной. Они сейчас общаются с «часовщиками»?
Дмитриев щелчком выбросил окурок:
— Да. Сели в машину к ним.
— А вам кто звонил про арест? — поинтересовался Михаил.
— Хрен его знает. Звонили Главному Из пресс-центра МВД. — Молчуненко подёрнул плечами: похолодало. — Мне перезвонили из телекомпании, по мобильному, приказали ехать сюда. Думал, своего оператора вызвать, а как увидел этих ребят, то решил позвонить вам. Уж у вас то, думаю, плёночку никто не посмеет изъять.
— Изъять, может, и не посмеют, а вот выкрасть… — с сомнением покачал головой оператор.
— Типун тебе, Вовка, на язык. — Самойлов посмотрел в сторону машины. Юлька сидела на заднем сиденье, свернувшись в клубок, и нервно вздрагивала. — Ну что, мужики, давай отвезём барышню домой, а сами по соточке? Глядишь, может и мысли достойные наших голов придут. Как думаешь, пан Молчуненко?
Магазин «Лісова пісня» среди киевлян пользовался особой популярностью: в нём, ещё с далёких советских времён, продавали самые лучшие кондитерские изделия. Подполковник Синчук иногда посещал его, чтобы купить для своей четырёхлетней дочери конфеты. Вот и в тот день он зашёл скупиться. Пока продавщица взвешивала товар, а Станислав Григорьевич пересчитывал деньги, в очередь за ним пристроился Медведев.
— Десять восемьдесят. — продавец с улыбкой положила товар на прилавок.
Станислав Григорьевич протянул гривни, но голос за спиной остановил его жест:
— Позволь расплатиться мне.
Синчук оглянулся и охнул от удивления:
— Герка, ты что ли? Какими судьбами у нас?
Он крепко обнял приятеля. Они забрали покупку и покинули магазин. Станислав Григорьевич на улице ещё раз хлопнул Медведева по плечу:
— На сколько дней к нам? Может, поехали ко мне, я тебя со своими познакомлю.
— Да нет, Стас, сегодня не получится. — Медведев посмотрел по сторонам: нет ли где скамейки. Синчук по своему оценил его взгляд:
— Ждёшь кого-то? Или страхуешься?
— Ни то, ни другое, Стас. Не хочу лгать. Приехал специально к тебе.
— Понятно. — приветливое настроение подполковника моментально улетучилось, как эфир. — Щетинин прислал?
— Не совсем. Точнее, его предложение, моя инициатива.
— Значит, дружеский ужин отменяется.
— Сегодня да. Но в будущем, если договоримся, обязательно.
Синчук достал из пакета конфету, развернул обёртку и бросил сладкий продукт в рот:
— Говори, я весь внимание.
— Может, отойдём куда-нибудь. Или в кафе посидим.
— Извини, Герман, но, к сожалению, у меня мало времени.
— Ясно. Я ещё ничего не успел сказать, а выводы тобой уже сделаны.
Станислав Григорьевич усмехнулся:
— А что ты хотел? Не я разваливал ту систему, и не я виновен, что мы оказались по разные стороны баррикад. Однако, не знаю, как ты, а я помню, что мы говорили друг другу десять лет назад. Тогда ещё живой Рустам сидел в кабинете. А вот ты помнишь?
Медведев кивнул головой:
— Да, помню. Именно потому, к тебе и приехал.
Синчук взял вторую конфету:
— Говори. Только без воды.