— А что, по-твоему, изменится утром? — скептически поинтересовалась она.
— Как что? По всей вероятности, Штукатуренко устанет и отправится отдыхать. Днем, при свете солнца, у покойников не принято появляться на людях, — ответил я.
— Ночью, между прочим, тоже, — буркнул Наум. — На то они и покойники, чтоб пребывать в вечном покое.
— Скажи об этом Артуру, как и где ему следует пребывать. Он тебя с удовольствием послушает, — хмыкнул я. — Погодите, не шумите! Мне кажется, он перестал к нам рваться.
— Верно, перестал, — кивнула Ирина. — Но это к худшему. К очередной его пакости. Он замыслил что-то новое.
— Полагаешь, пустит газ?
— Нет, газа в баллоне мало.
— Валентин, голубчик, где твой мобильный телефон? — с надеждой спросил Наум. — Нам, ребята, надо срочно позвать кого-нибудь на помощь. Хоть кого — милицию, пожарных, службу спасения. Без разницы.
— Понял. Телефон у меня в пиджаке. Пиджак висит на вешалке, на веранде. А где твой?
— Да позабыл в машине.
— А мой телефон лежит у меня дома. Не думала, что мне он здесь понадобится. Я же зашла к тебе всего на минуту-другую, — с досадой произнесла Ирина.
— Эх, как неудачно все складывается! Ни у кого нет мобильника! Но ничего — переживем. Главное — не волнуйтесь. Давайте наберемся мужества. Он же один, а нас трое. Мы с ним справимся. В общем, нападем сами на Артура, — предложил я.
— Ничего у нас не получится, — буркнул Наум.
— Угу. Мы — не герои, — присоединилась к нему Ирина.
— Значит, станем ими. Скрутим, паразита, в бараний рог. Он у нас пикнуть не успеет, — преувеличенно бодро проговорил я, и услышал, как с внешней стороны моего дома приставляется лестница. Вот это да! У меня тотчас отвисла нижняя челюсть, и почему-то нестерпимо зачесалось под мышкой. Наум, побледнев, суетливо зашарил по карманам — наверное, в поисках затерявшегося в них оружия. Ирина, сжавшись в комочек, часто облизывала пересохшие губы.
— Так и есть. Говорила же вам — он что-то замышляет, — слабым голосом произнесла она.
— Спокойно.
Я поднял указательный палец, призывая к тишине, подкрался к окну и осторожно посмотрел вниз. Посмотрел — и обомлел. Из ночной тьмы на меня глядела с совершенно жутким оскалом моя любимая женщина — убитая сегодня вечером Диана Штукка. Ее роскошные каштановые волосы, с налипшими на них сгустками крови, развивались на ветру. На голове виднелись страшные открытые раны. Из носа текла какая-то тягучая отвратительная жидкость. Левое веко подрагивало, словно она, не переставая, подмигивала мне. В такт этому подмигиванию колыхалась ее полная грудь, выпавшая из лифчика.
Друг от друга нас отделяло лишь одно тонкое непрочное стекло.
Диана протянула ко мне руку со скрюченными пальцами — и я, отпрянув, неуклюже шлепнулся на пол, не понимая, как только не потерял сознание от всего увиденного. Потом, с бешено стучащим сердцем, поминая святых мучеников, начал задом отползать от окна.
За моей спиной громко визжала Ирина. Что-то там рушилось, громыхало, трещало.
— До утра нам не дожить, — подвывая, повторял Наум. Своим телом он прижимался к дальней стене так, будто хотел вдавиться в нее. Слиться со стеной воедино.
— До утра нам не дожить, — зациклило Гольца. Он был совсем невменяем.
— Наверное, что не дожить, — единственное, что смог я произнести.
— Рассказ!! — проорала мне в ухо Ирина.
— Что рассказ?! — прокричал я в ответ.
— Его необходимо сжечь! Быстрее!
— Почему?!
— Да потому!
— Я не понимаю!
— О, Господи! Сейчас, Валентин, мы живем, подчиняясь логике рассказа. Если его уничтожить, то мы возвратимся в нормальный мир, — скороговоркой произнесла она.
Я хлопнул ладонью себя по лбу — вот олух царя небесного! Ну разумеется! Переводчик, называется, хренов! Как же я сам не додумался раньше до столь очевидного шага!
Диана неловкими движениями, ломая длинные накрашенные ногти, пыталась открыть окно. Артур же принялся опять яростно колотить снизу по люку. Мертвая супружеская пара действовала в редком единодушии и согласии. Браво, Шкукки-Штукатуренки! Удачный дебют! Оказывается, что иногда смерть укрепляет узы брака.
Мы были окружены! Через считанные секунды покойные супруги должны были до нас добраться! Тогда, без сомнения, наша песенка была бы спета!
Я вскочил на ноги, подбежал к столику, схватил рукопись и, отыскав в одном из карманов зажигалку, подпалил ее. К великой досаде, разгоралась она медленно и неохотно. Но разве могло быть иначе? Закон подлости никто не отменял. Сейчас он проявлялся во всей своей красе.
Ирина давала мне какие-то бессмысленные советы. Наум и вовсе нес полную околесицу.