— Эта дама нам нужна. А вдруг поможет. Дайте ее координаты, пожалуйста, — попросил Швед.
— Загипнотизировать русских политиков, чтобы заговорили по-латтонски? — предположил Муха. — Так наши уже чешут по-латтонски не хуже ваших. И врут примерно так же!
— Это и плохо, что не хуже… — Тимофей вздохнул. — Ребята, сейчас по-латгонски говорить нельзя. Не советую.
— Я перевожу с латтонского. Что, уже и не переводить? — удивился Муха.
Тимофей и Боромир переглянулись.
— Ты ничего такого не замечал? С тобой все о-кей? — спросил Боромир.
— Все вроде.
— Нам нужен сильный гипнотизер. Обычного пробовали. Фуфло, — сказал Тимофей. — Для дураков. Как раз такой, который заставляет менять язык… лингвистический гипнотизер, вот какой. Может, он поймет…
— Да, — добавил Швед. — Нам нужно кое-что понять.
Мы еще немного потолковали, но ничего нового друг другу не сказали.
— Не хотите помочь, — подвел итог Тимофей. — Ладно.
— Объясните, в чем дело! — потребовал Дед. — Говорите загадками, а желаете, чтобы вам помогали!
— Не можем, — Тимофей встал. — Ну, хорошо. Мы уходим. Добрый совет на прощание — не говорите по-латтонски.
И они действительно ушли — к нашему великому изумлению, без мордобоя.
— Временно прекращаем наши диверсии, — сказал Дед. — Нигде не светимся. Питаемся пиццей с доставкой на дом.
— Дед, мы как-то плохо с ними поговорили… — Муха вздохнул. — У меня такое ощущение, будто они попали в большую беду.
— Плохо, — согласился Дед. — Нужно было еще спросить у них, какого черта они околачивались на всех этих национальных тусовках! И еще: не они ли нас сдали!
— Дед, у тебя логика глючит. Они же нас спасли от безопасности, — напомнил я.
— А если это спектакль? Театр? Чтобы без мыла к нам в задницу влезть? Орлы, они же латтонцы! Они могут вести себя, как ангелы, а потом вспомнить, что они — латтонцы! Что, разве этого не было? Как за свободу и независимость на баррикадах сидеть — так мы им лучшие друзья! Кончились баррикады, началась независимость — пошли вы на фиг, русские иваны.
Возражать мы не стали — так оно все и было.
Но ощущение беды не только Муху беспокоило. Я видел, что с Тимофеем и его ребятами неладно. Они что-то знали — ну, вроде как знает человек, что его близкие больны какой-то стыдной болезнью, о которой говорить просто невозможно, а лечить все-таки надо.
Но Деда не переубедишь. И в чем-то он был прав: латтонцы — люди уживчивые, но камень за пазухой носить любят.
На всякий случай мы спросили у симбионта, не замечал ли он каких-либо странностей в латтонском языке.
— Нет, — ответил наш черный столбик. — Живет и развивается соответственно законам. Количество заимствований в пределах нормы.
А потом Муха узнал, что собираются сносить один дом на окраине. У него бульдозерист знакомый, снабжает такой инфой. Я съездил, посмотрел. Вернулся с докладом: если эту халупу не снести, она сама кому-нибудь на голову рухнет. Судя по тому, что домишко стоял на краю здоровенного сада, участок купил богатый дядька и решил там взгромоздить очередной особняк с подземной сауной.
— Может ли там быть что-то ценное? — спросил Дед.
— Дом, по-моему, построен в тридцатые годы. Там еще штуки четыре разных сараев. Они кажутся более перспективными.
— А забор?
— Есть забор. Но я обошел по периметру — там можно организовать дырку.
Мы старались не появляться в людных местах, но окраина — место безлюдное. Опять же мы собрались туда вечером. Теоретически нас никто не должен был засечь. Мы все рассчитали: приезжаем последним автобусом, уезжаем первой электричкой. Или, если вдруг найдем какие-то увесистые сокровища, звоним Сашке Кожемякину, он как раз до работы успеет заехать за нами на машине. Оделись мы тоже подходяще — в стиле «капуста». Если от работы разогреемся, будем скидывать одежки послойно. Все наше оборудование Дед так доработал, что оно влезало в большую спортивную сумку.
— Хорошее место, орлы, — сказал Дед, когда мы приехали. — Я тут поблизости пару лет прожил. Там, за садом, должен быть пустырь, то есть вытоптанная опушка, и наверняка есть тропа к озеру. Настоящая дача. Летом никакого взморья не нужно. Загорать можно в саду, купаться — в озере.
— Если его вконец не загадили, — испортил весь дифирамб Муха. — А загадят однозначно.
Мы подошли по совершенно пустой и темной улочке, освещенной всего одним фонарем, к нужному месту в заборе.