— Поделись со мной, — попросила Рита, когда я поставил ее между какими-то бурлящими и гудящими, теплыми на ощупь стояками. — Мне уже лучше, я убрала гематомы.
— Ага, и буду с копыт валиться, как Муха, — отказался я.
— Поделись, и я смогу идти сама.
— Думаешь, я тебе поверю?
— Муха кормит симбионта, — сказала она. — Симбионт открыл канал, а я к этому каналу подключилась. Произошел выплеск. Я не думала, что там такой канал. Поэтому могу ходить.
— Точно! — воскликнул я. Сто раз мы говорили Мухе, чтобы не таскал с собой симбионта в супермаркет! Есть для него банка из-под баклажанной икры, пусть там и сидит! А Муха зачем-то поволок его на дело…
— Что это за симбионт? — спросила Рита. — Я с такими еще не сталкивалась. Зачем он нужен?
— Много он жрет? — вопросом на вопрос ответил я.
— Немного, но канал сделал хороший. Я же говорю: по такому каналу может быть большой выплеск.
— Ч-черт… Знали же мы…
Я хотел сказать: знали ведь мы, что в этой истории с черным столбиком есть какой-то подвох, какая-то здоровенная ловушка! Но воздержался. История о том, как три неглупых человека купились на жалобное вранье, — не для посторонних.
— Помоги мне, — сказала Рита. — Теперь совсем немного нужно, чтобы я могла двигаться сама. Ребра схвачены…
— Куда ты пойдешь босиком?
— Это не имеет значения. Маша сделала главное — дала мне ночь передышки с обезболивающими. Ты не представляешь, какая я была, когда Дед вытащил меня из-под стены. Они думали — я умерла. Но потом у них хватило ума вызвать такси. Я связалась с Машей Сидоровой, она дежурила и взяла меня к себе. Эти господа из безопасности опрашивали таксистов и вышли на след.
— Ясно. Только при чем тут безопасность?
— При том, что он ими тоже завладел.
— Кто — он?
— Я не знаю, как его зовут. И узнать негде. Поэтому у нас не получилось…
— Что не получилось?
— Заклясть его и прогнать. Хотя бы прогнать. Думаешь, для чего мы забрались в этот дом? Мы не знали, на что он способен. На окраине вред был бы минимальный… Тимофей давно уже присмотрел этот дом, но люди оттуда выехали только на прошлой неделе.
— Ты давно знаешь Тимофея?
— Он мой троюродный брат.
— Вот не думал, что у него либийская кровь.
— Да, по нему не скажешь. Но имя — Рай… нет. Нельзя. И ты тоже не используй латтонских имен. Ему достаточно нескольких слов — они открывают канал. И все. Он проникает в тебя, и ты понемногу теряешь рассудок.
— Почему же Муха еще в своем уме?
— Может быть, его охраняет симбионт? Или он считает Муху собственностью симбионта?
Я подумал и решился.
— Как это делается? — спросил я. — Как там было с руками и висками?
— Сейчас можно проще, — она улыбнулась. — Положи мне одну руку на левый висок, вторую — на грудь, вот сюда. И закрой глаза — я же знаю, что ты видел и испугался.
— А я не свалюсь, как Муха?
— Я тоже кое-чем с тобой поделюсь.
Когда я держал правую руку на ее виске, а левую — на груди, то не ощутил решительно ничего. А вот потом стало как-то зябко, пробила дрожь.
— Открой глаза, — сказала она. — Все в порядке. Мне удалось прогреть точки. Теперь будет легче. Идем, Гость. Где-то тут есть выход во двор.
Она пошла по грязному бетонному полу. Я видел ее ступни — грязь к ним не приставала! Когда мы выбрались во двор, она шла по снегу так, как шла бы в солнечный день по пляжу.
— Погоди! А Муха? — спросил я.
— Муха должен еще часа два посидеть, не двигаясь. Не бойся. Если он говорил по-латтонски и с ним ничего не случилось, то и сейчас не случится. Выходи на улицу первый и лови такси.
Мы уехали вовремя: когда уже оказались в машине, со двора выскочили те двое, что пришли за Ритой. Они ее выследили, но я показал таксисту десятку, и он унес нас на дикой скорости с неожиданными финтами.
— Ты, когда смотрел на них, ничего не заметил? — спросила Рита.
— Мало ли что мне померещится, — ответил я. — Какая-то игра света.
— Зеленоватого света?
— Значит, не померещилось.
— Это его спектр — болотно-зеленый, иногда желтоватый.
Я вспомнил, как засветились окна рухнувшего дома. Точно, с желтоватым оттенком…
— Да что за «он» такой?