(24) Примечание. <К итальянскому переводу стихотворения "Пророк", где 8-й стих переведен: Как у орла, вспугнутого в его гнезде.> Прошу вас, милостивый государь, заметить, что это не просто вольное добавление. В итальянском языке нет слова для обозначения пола орла. Aquila говорится как о самце, так и о самке, что и заставило меня для передачи красоты созданного вами образа решиться поставить орла в положение, указывающее на его пол и делающее возможным его испуг, который от природы не присущ гордому и смелому характеру этой благородной птицы. Вот мои основания; однако же чем чистосердечнее вы выскажете мне ваше мнение как по этому поводу, так и обо всем остальном в моем переводе, тем яснее это докажет мне, что вы в какой-то мере цените мой труд и оказываете честь своей дружбой вашему переводчику и, прежде всего, истинному почитателю вашего великого гения, который sovra gli altri qual aquila vola. <как орел, парит над другими.>
(25) младший
(26) день за днем.
(27) любовника, потерянного ею
(28) вроде Ломоносова
(29) что он заподозрил лукавство в твоем стихе
(30) младшего
(31) что я в каменистой Саратовии <непереводимая игра слов>.
(32) что я завяз (то же).
(33) Ребенок много обещает.
(34) Когда-нибудь она оплачет любовника, обманутого ею,
Сердце, потерянное ею, и сердце, терзаемое ею.
(35) Младший.
(36) Прощай, кумир мой.
(37) Младшего.
(38) Младшего.
(39) В дерзости он достиг совершенства.
(40) Милостивый государь,
Разрешите посвятить первые аккорды рождающейся музы выражению восхищения, которое вызвали во мне ваши сочинения. В весеннюю пору вашей жизни писания ваши обеспечили вам вечную славу; ваше имя уже с восторгом произносится в литературном мире, и Россия гордится тем, что дала вам жизнь; но восхищение не может заменить таланта, и мои стихи, без сомнения, милостивый государь, бессильны достойным образом восхвалить вас; однако же, если вы их примете, достаточно вашего одобрения, чтобы спасти их от забвения.
Имею честь быть.
Послание г-ну Александру Пушкину. Кто виновник того, что смолкли твои песни, что не звучат твои аккорды, Твоя гармоническая лютня, твои вдохновенные порывы? Тщетно твои смелые пальцы бросают лиру; Разве Музы не имеют больше власти над твоим сердцем? Сбрось с себя вялость этого рокового покоя, Возьми снова твою божественную лютню, и пусть твой благородный пыл Заставит снова трепетать их гибкие струны, Снова вызывая эхо на этих мирных берегах.
Некогда в своем взлете твой творческий дух, Дерзая уноситься в простор, в котором обычно теряется автор, Каждый день порождал божественные мысли, И искусно располагал ритмические фразы; Гармония твоих красноречивых стихов Звучала мелодично для уха: Так нежный голос милой возлюбленной Возвращает надежду нашей увядшей душе.
Правда, чернь воздает должное ученым, Лишь когда они вычеркнуты из списка живых; На их могилу тогда возлагают венок; Гроб, окруженный почестями, становится их троном. Так певец Ахилла при жизни был презираем; Так Овидий был похоронен в Томах, Камоэнс в изгнании разделил участь Гомера, Он увидел опять свою родину, и умер там в нищете; Несчастный Тасс, долгое время гонимый, Приближается к Капитолию и остается неувенчанным; Мильтон окончил свой жизненный путь среди невзгод Непризнанный учеными, презираемый чернью.
Увы, что такое достоинства? Что такое они здесь на земле, Если зависть и судьба следуют за ними по пятам? Чтобы ослепить мир, необходимо богатство, Громкие титулы, много дерзости, Блестящий выезд и наглые лакеи, Оскорбляющие прохожих у ворот дворцов; Это заменяет ум при дворе, в городе, Заставляет восхищаться стилем писаний фата, Придает благородство мошеннику, вору, Из проходимца делает самого верного барона.
Поэт на чердаке находит спокойное убежище. Да, именно там, забытый в этом скромном пристанище, Его творческий дух, витая над миром, Вдохновляемый славой, порождает прекрасные стихи; Именно там сатирический штрих его карандаша Отмечает все наши дурные поступки справедливой критикой; Там его мудрая лира в божественных аккордах Может обессмертить живых и мертвых.
Сколько знаменитых героев, которых восхваляет история, Не будь прекрасного искусства стихов, погибло бы без славы! Сколько королей, достойных фимиама, было бы забыто! А разбитые гробницы, опрокинутые временем, И тут лира оживляет их пыльные обломки И ищет имя, скрытое под горделивым камнем; Улисс, Ахилл, Гектор, восстаньте из гробниц; "Илиада" увековечила Гомера и ваши подвиги.
При Бурбоне навеки бессмертная Франция Приобрела новую славу благодаря строгому Буало; Взятие Намюра, переправа через Рейн Преданы векам его ученым резцом. Соперник Софокла, превзойдя Корнеля, Завещал сцене свою бесподобную "Федру". Певец Генриха создал "Сироту"; "Заира" и "Магомет" вышли из его рук; Но Корнель и Расин, разделившие с ним славу, Не имеют памятника в храме воспоминаний.*
И вс же поэты - слава королей, Когда те возвышают их и оказывают им покровительство своими законами. Приходится еще льстить, чтобы стать полезным человеком; Можно встретить не одного Августа, на свете найдется не один Виргилий. В тысячу раз более счастливый, отбросив заботу о суетных успехах, Простой земледелец возделывает свои нивы; Да, здесь, без завистников, здесь, хозяин в своем жилище, Он мирно живет до своего последнего часа Без горестей, без тревог, не имея врагов; Умирая, он может сказать: у меня вс же были друзья.
Подвергаясь завистливой и злобной критике, Я иду навстречу буре, и моя беспечная рука Набрасывает на досуге несовершенные стихи, Не будучи в силах подражать тебе, она тщетно бросает несколько стрел; Так ястреб в своем быстром полете Стремится следовать за орлом в пустынных просторах Тщетные усилия! Так же и моя свирель, По части стихотворного искусства, находится еще в колыбели.
Будущее принадлежит тебе, настоящее - черни; Тебе мало дела до несправедливого или слишком строгого критика; Твой смелый гений начертал тебе путь; Попирай ногами этого хулителя, поверженного твоими стихами. Однако твоя лютня, звучно откликающаяся на победные клики, Должна добыть тебе славу более возвышенными песнями; Воспевай своих воинов: победители персов Опрокинули стены древней Эривани; Уже дымящиеся развалины ее укреплений Стонут под тяжестью торжествующих орлов, И печальная Армения в своих отдаленных пустынях Взирает на то, как налагаются оковы на Измаильтян.
Пусть твоя лира, охваченная порывом вдохновения, Воспоет двойное поражение народов Азии, Возвестит изумленной Европе об этих подвигах, Прославит героя, который заставляет любить его законы; Но сердце твое сгорает, и лира твоя молчит, Ты пылаешь здесь тайным огнем; Пушкин, эти узы - цепи, оковы; Разбей гнетущее ярмо, бойся этих лукавых чар; Если любовь украшает лавровый венок славы, То одна она не может привести в храм воспоминаний. Воин, поэт приносят в жертву чести Мимолетные наслаждения, эти вспышки счастья; Предоставь простым смертным эти удовольствия и горести, Гений побеждает светские страсти. Любимый сын Аполлона, узри бессмертие. Что такое любовь?... ее сущность - мечта.
Ахилл Лестрелен. *В Пантеоне.
(41) Боже мой, сударыня, бросая слова на ветер, я был далек от мысли вкладывать в них какие-нибудь неподобающие намеки. Но все вы таковы, и вот почему я больше всего на свете боюсь порядочных женщин и возвышенных чувств. Да здравствуют гризетки! С ними гораздо проще и удобнее. Я не прихожу к вам потому, что очень занят, могу выходить из дому лишь поздно вечером и мне надо повидать тысячу людей, которых я вс же не вижу.
Хотите, я буду совершенно откровенен? Может быть я изящен и благовоспитан в моих писаниях, но сердце мое совершенно вульгарно, и наклонности у меня вполне мещанские. Я по горло сыт интригами, чувствами, перепиской и т. д. и т. д. Я имею несчастье состоять в связи с остроумной, болезненной и страстной особой, которая доводит меня до бешенства, хоть я и люблю ее всем сердцем. Всего этого слишком достаточно для моих забот, а главное - для моего темперамента.
Вы не будете на меня сердиться за откровенность? не правда ли? Простите же мне слова, лишенные смысла, а главное - не имеющие к вам никакого отношения.