Её сомнения рассеялись вечером. Императрица пригласила подругу на скромный ужин. После целого дня отчуждения, когда Като занималась делами и не привлекла княгиню ни к одному из них, это предложение весьма обрадовало Дашкову. Она уже предчувствовала, как наговорится с подругой наедине, но с досадой обнаружила, что стол накрыт на три куверта у того самого канапе, на котором днём валялся Гришан.
Вскоре явились и Екатерина с Орловым. Они были оживлены, смеялись и беспрестанно обсуждали подробности похода.
— Примирите нас с Григорием Григорьевичем, княгиня, — ласково обратилась к ней государыня. — Он просит у меня отставки и всерьёз полагает, что я подпишу её, явив тем самым чёрную неблагодарность.
Екатерина Романовна перевела взгляд на фаворита. Тот, нехотя, повторил слова, сказанные днём.
— Отпустите медведя в лес, Ваше Величество. Право же, так будет лучше.
На сей раз в тоскливом смущении этого огромного, мужиковатого человека княгине показалось нечто искреннее. Но она не позволила себе поверить. Хочет уйти, пусть уходит. Здешняя жизнь действительно не для него. Тут нужны люди с опытом, знаниями и твёрдыми убеждениями. А этот остолоп и читает-то, наверное, с трудом.
— Мадам, — обратилась она к Екатерине, — всякий волен сам избирать свою судьбу. Если господин Орлов не чувствует в себе сил продолжать службу, то у вас есть сотни способов вознаградить его за помощь, не возводя в высшие чины и не вызывая тем самым ропота.
Наверное, княгиня сказала совсем не то, чего ожидала от неё подруга, потому что лицо Като помрачнело, и она бросила:
— Оставим это. Вижу, мы не найдём сегодня решения. Нам всем нужен отдых.
Ужин прошёл кисло. Глядя на своих молчаливых сотрапезников, Екатерина размышляла о том, почему между близкими ей людьми царит такая обжигающая ненависть? У этой неприязни были глубокие корни, и яблоком раздора, как всегда, служила она. Каждый хотел её только для себя. Не понимая, что императрица не может принадлежать кому-то одному...
Поздно вечером, когда Орлов и императрица наконец остались вдвоём, Екатерина спросила, не без труда сохраняя равнодушие:
— Итак, вы вознамерились покинуть меня?
Гришан, в обычное время не склонный к театральным жестам, опустился перед возлюбленной на колени.
— Так будет лучше...
— Для кого?
Он растерялся. Искренне просил отпустить и в то же время надеялся, что Като откажет. Привязался к ней всей своей бесшабашной, по-собачьи преданной душой. Вроде и надо уходить, да некуда.
— Хотите бросить меня на съедение Паниным, Разумовским и компании? — с грустью осведомилась Екатерина. — То, что мы сегодня выиграли, вовсе не гарантирует победы назавтра. Если ты уйдёшь, я потеряю опору в гвардии. Не бросай меня.
Она не сказала: «люблю... не могу жить... останься». Но последние слова, произнесённые так буднично и просто, решили его колебания.
— Выйдешь за меня? — Гришан доверчиво потянулся к ней.
Като едва ли была готова к такому повороту.
— Пётр ещё жив... я не вдова...
«Это не надолго», — хотел сказать Орлов, но сдержался.
— Даже и не думай. — Екатерина легко прочитала его мысли, благо в последнее время все думали об одном и том же. — Смерть Петра наложит на меня несмываемое пятно и в конечном счёте лишит власти.
— Значит, мы в тупике, — грустно протянул Гришан. — А ты ещё спрашиваешь, почему я хочу уйти.
Он попытался улыбнуться, но глубокая тоска не покидала его сердце. Именно в полноте победы и таилась печаль. Обоим ещё было невдомёк, что завтра события обернутся против них и о виктории придётся забыть надолго...
Глава 8
ТЕАТР
Шарль дотронулся пальцами до подбородка девочки, а потом с силой подёргал себя за мочку уха.
— Это и есть наша позиция в данном вопросе? — Его голос звучал раздражённо. — Я не назвал бы её основательной. Впрочем, Версаль давно живёт в политике женским умом...
— Странно слышать подобные речи от вас, — съязвил кардинал Флёри. — Лиза, дитя моё, удалитесь. Мы с мадемуазель де Бомон вас более не задерживаем.
Лиза сделала реверанс и, сжав губы, вышла за дверь, оставив своего попечителя наедине с невысокой миловидной дамой, которая сегодня утром появилась в палаццо Таро и сразу же повела себя бесцеремонно, как драгунский офицер.
На лестнице никого не было и девочка, навострив уши, застыла у двери. Она так и не смогла избавиться от привычки подслушивать. В теперешнем положении этот порок мог оказаться даже полезен.