— Когда я увидел дочку Разумовского, — восхищался своей догадливостью Рышкин, — я сразу подумал: вот какую мину английское правительство собирается подложить под нашу новую матушку-государыню. А что? Разве сама Елизавета взошла на престол не путём заговора? Разве её мать Екатерина I имела хоть какие-то права на корону? Разве теперешняя немка лучше дочери казака и царицы? В ней течёт кровь Петра Великого!
— Подождите вы, — оборвал приятеля Лопухин. — Многие в России до сих пор считают законным только Брауншвейгское семейство.
Подобные разговоры наскучили Шарлю ещё в Петербурге. Он мял в руках веер, внутри одной из пластин которого было спрятано длинное выкидное лезвие.
— Посмотрите сюда, молодые люди, — сказал шевалье, разворачивая на коленях изящную китайскую безделушку. — Я покажу вам кое-что, что прояснит ситуацию, касающуюся прав моей воспитанницы.
Оба, как по команде, склонились вперёд. Шарль не позволил себе медлить. Вскинул лезвие и быстрее брадобрея полоснул спутников по двум беззащитным горлам, нарочно подставившимся под его руку.
Затем он нажал на ручку двери и выскочил на ходу, не успев даже испачкать юбок в крови, закапавшей на пол.
Слишком просто и слишком гадко, чтоб поздравить себя с успехом. Улица была пустынна. На набережной его подобрала собственная карета. Лиза сидела, забившись в уголок, и тихонько поскуливала.
— Успокойся, мы едем домой, — сказала ей графиня. — Больше эти люди не обременят тебя своим обществом.
— У вас веер в крови, — с ужасом прошептала девочка, ещё глубже вжимаясь в подушки кресла. — Что вы с ними сделали?
Шарль поморщился.
— Только то, что должна была бы сделать ты сама, если бы была постарше.
Глаза Лизы ещё больше расширились.
— За что?
— Они дураки, а дураки опасны в нашем деле. — Шевалье размахнулся и выбросил веер в окно. Через секунду вода в канале булькнула. — Всегда избавляйся от улик. И от свидетелей.
Лиза обеими руками зажала уши и затрясла головой.
— Почему вы мне всё это говорите?! — почти закричала она. — Кто вы? И за кого принимаете меня?
— Ты претендентка на престол, — спокойно ответил Шарль. — А я служу во французской разведке и учу тебя кое-чему из своего ремесла.
Глава 9
ЦАРЕУБИЙСТВО
Трое суток прошли, как один взмах ресниц. Тридцатого гвардия возвратилась в Петербург и навела относительный порядок в городе. Протрезвевшие на марше полки разогнали товарищей-буянов по казармам, и в городе воцарилась неустойчивая тишина. Её время от времени взрывали выходки то одной, то другой не угомонившейся роты.
Посреди ночи начинали бить набат и требовать, чтоб матушка-царица вышла к служивым, де они её так любят, что минуты не могут прожить, без лицезрения своей «красавицы». Или труба в руках у похмельного горниста сама собой играла тревогу, и на вопросы не менее «тверёзых» товарищей он плёл, что вельможи-изменники положили царицу с наследником извести, а нас всех под немцев отдать.
Дворцовый паркет сотрясался от топота разбитых сапог, и Екатерина вынуждена была по несколько раз за ночь выходить и с неизменной улыбкой на устах отвечать своим «защитникам», что никакой угрозы для её жизни нет.
— Разве что я умру с недосыпу! — наконец разозлилась она. — Шли бы вы, ребята, тоже спать. Дали бы и мне, и себе покой.
Как ни странно, эти слова возымели действие, и гвардейцы разошлись, кроткие, как овечки, бубня под нос: «Надо же и ей отдохнуть, сердечной. Измаялась с нами, дураками».
Всё это были последние всплески затихающего шторма. Волны возмущения гасли от усталости, и столица застывала в грозном хмельном сне.
Самой Екатерине и правда не грешно было бы склонить голову на подушку. За трое суток она спала не более четырёх часов, урывками и в разное время. В Красном Кабаке её донимала Дашкова, и хотя привал был длительным, впечатления дня не позволили как следует расслабиться. В самом Петергофе минуты уединения сменялись часами пребывания на людях, когда придворные и знатные особы валом валили к ней, чтоб засвидетельствовать свою преданность. Всех их Екатерина принимала с отменной благосклонностью и каждому роняла два-три любезных слова.
Усталое лицо она скрывала за белилами. Чудовищное количество кофе, поглощённое императрицей в эти дни, позволяло жить, но не заменяло сна. Наконец, на возвратном пути заночевали в Стрельне: небольшом дворце, планировкой сада и канала напоминавшем Петергоф.
Екатерина без чувств упала на кровать и, не раздеваясь, заснула. Орлов ушёл проверить караулы и задержался надолго. Около двенадцати в комнату заглянул Потёмкин. Свечи уже почти прогорели, в их неверном отблеске он увидел императрицу в мундире и сапогах, лежавшую поперёк неразобранной постели.