— София, Премудрость Божия, — немедленно отозвался Потёмкин. Для него тайный смысл её первого имени расшифровывался именно так.
— Пусть будет София, — кивнула Екатерина.
Едва вернувшись в столицу, Гриц забрал Маслова. Доктор Крузе обещал немедленно собраться и последовать за ним, но почему-то медлил. Его нетрудно было понять. Все подозревали, что император долго не протянет. Никто из обширной стаи лейб-медиков не хотел оказаться с ним рядом в критический момент. Потом на них же, на врачей, всё и свалят!
Доложив Екатерине о нежелании Крузе ехать в Ропшу, Гриц с тяжёлым сердцем поспешил на мызу.
Алехан встретил его с немалой радостью. Видно, и ему было не по себе стеречь императора почти в одиночку. Нет, подчинённые-то у него были. Зато ни одного прямого начальника. Если что, он крайний.
— Ирод наш то мается кишками, то пилит на скрипице, — сообщил Орлов. — Тут вдруг станет весь зелёный и с горшка не слезает, хотя крошки в рот не брал. Худо ему. Боюсь, как бы не помер. А пуще того — как бы не ожил. Извёлся я весь. Точно с грудным ребёнком. — Алехан провёл ладонью по лбу. — То стонет так тоненько и жалобно, хоть плачь. То начнёт ругать нас изменниками и грозить повесить каждого, как только вернёт себе власть. «Дайте срок, — говорит, — ужо вам будет!» А то поуспокоится, сядет с нами в карты играть и дойдёт до такого азарта, что хоть за руки, за ноги его держи.
Из рассказа Орлова Гриц не вынес ничего утешительного.
— Слабоумный. Что с него возьмёшь? — Он хлопнул Алехана по плечу. — Ничего, теперь будем на пару доглядывать. Да и лакея я его привёз. Станет за ним ходить. Всё караульным полегче.
Алексей слегка приободрился и повёл друга показывать хозяйство. Дом был небольшой, двухэтажный. С крошечными флигелями и зелёной шпилевидной крышей, отчего издалека напоминал кирху.
Как оказалось, бывшему императору не позволяли выходить в сад. Без прогулок тот очень страдал. Всякий раз, когда Пётр пытался приблизиться к двери, часовые по неприметному знаку Орлова сдвигали перед ним ружья с примкнутыми штыками.
— Словами не понимает, — пояснил Алехан. — Её Величество сказывала, будто в детстве его воспитатели сильно били. Теперь ясно, за что. Случись у меня под началом такой балбес-недоросль, я бы весь ремень об его задницу измочалил. Сказано: нельзя. Не в моей власти ему разрешить. Нет, лезет и лезет.
Ещё хуже дело обстояло с уединением Петра в крошечной комнате для известных нужд. В предписании было сказано, что императора ни на минуту нельзя оставлять одного.
Следить, не спуская глаз. Между тем он каждые полчаса стремился остаться один на один с ночной вазой. При состоянии его желудка такое поведение было естественным, и Алексей отрядил одного из солдат постоянно дежурить в уборной. Это донельзя смущало государя и подавало повод для беспрестанных вспышек его гнева.
— Поссать он при другом человеке не может, — жаловался Орлов. — Будто и не мужик. Чего стесняться-то?
Гриц не стал пускаться в дискуссию о деликатности сего предмета, а только предложил запирать Петра Фёдоровича в уборной на ключ, а снаружи проделать в стене неприметную дырку и поставить часового уже возле неё.
— Да ну, — возмутился Алехан. — Что мы подглядывать, что ли, будем?
— А что ты сейчас делаешь? — пожал плечами Потёмкин.
— Я всё по инструкции, — твердил своё Орлов.
— Уморишь ты его по инструкции, — рассердился Гриц. — Вот тогда будешь всем объяснять.
Они вошли в дом, и Алексей, как командир охраны, представил императору вновь прибывшего. Пётр Фёдорович едва скользнул по лицу Потёмкина глазами и отвернулся.
— Вы были адъютантом моего дяди принца Георга, — бросил он. — Мне вас хвалили. А что же вышло? Все вы русские — изменники. На вас нельзя полагаться.
Гриц не ответил, потому что посчитал упрёк пленника справедливым. И правда, все предали его: глупенького, едва ли взрослого, запутавшегося мальчишку, который и в тридцать пять оставался долговязым, докучным ребёнком. Предали, потому что больше не могли возиться с ним. Разве сам государь — не та нянька, которую Бог приставляет к народу? Может ли быть наоборот?
Но Пётр уже отвлёкся от Потёмкина и не ждал ответа на свои слова. Он увидел в дверях переминавшегося с ноги на ногу Маслова и с восторгом кинулся ему на шею. Этот здоровенный детина ходил за Петром лет с пятнадцати и души в нём не чаял. Он бормотал что-то утешительное и целовал своему хозяину руки. Его даже не задели слова императора о всех русских, хотя он-то, Иван Маслов, остался предан господину и, в отличие от докторов-немцев, помчался к нему по первому зову.