— Сама немка, а своих не жалеет! — слышалось повсюду. — Где ей нас-то дураков жалеть?
— Стерва. Гулящая баба. Мужа уходила, да с его же убийцами и блудит.
— Сына-то, сына жалко. Бедный мальчик. При покойном отце да при такой матери кем он вырастет? Ведь она его от престола оттолкнула. По правде как должно быть? Сыну за отцом наследовать. При чём тут баба?
Такие разговоры сменили недавний восторг. Улицы гудели, и везде, где собиралось больше двух человек, беседа неизбежно сворачивала на одно и то же: эка нас одурачили!
За несколько дней поток к гробу Петра Фёдоровича заметно вырос. Подальше от греха Екатерина приказала прекратить прощание и поскорее похоронить покойного прямо в монастыре, а место закрыть для посещений.
Гроб неловко, со стуком опустили в свежевырытую могилу, крышка ударилась о земляную стенку, приоткрылась, и из-под неё безвольно выпросталась рука государя. Точно он продолжал цепляться за жизнь. Это почли дурным знаком. Поправлять ничего не стали и поспешно закидали землёй. В пол часовни вмонтировали плиту без всяких надписей — де позже сделаем. Читай: никогда. И поторопились разойтись.
Однако назавтра стена часовни украсилась размашистой дегтярной надписью: «Мои убийцы среди вас!» Сама по себе она ничего не значила, но наделала много шуму.
Распространился слух, будто «умученный от нехристей» государь пророчествует, и, если приложить ухо к его плите, можно услышать имя суженого. Привлечённые вздорными посулами, в монастырь устремились целые толпы незамужних барышень. Они шли на неслыханные дерзости — выбили окно и с охапками цветов проникали внутрь. Монахи гоняли их мётлами, но, как сказал преосвященный, на каждую дуру стражи не напасёшься.
Культ убиенного императора в считаные дни охватил столицу и представлялся Екатерине очень опасным.
— Чтобы вернуть мою популярность, меня следует задушить, — мрачно шутила она.
В полках то и дело закручивались водовороты споров, быстро доходивших до стычек. Ситуация балансировала на грани взрыва.
Протрезвевший, а вернее, насильно приведённый в чувства Гришан подал хорошую идею.
— Их надо спровоцировать, — сказал он как-то вечером, сидя в гостиной у императрицы в компании нескольких друзей, Брюсши и ещё пары абсолютно безобидных по причине крайней глупости дам. — Следует вскрыть нарыв раньше, чем гной растечётся. Мы вызовем одно-два мелких выступления в полках, подавим и для примера крепко накажем зачинщиков. Думаю, это многих окоротит.
Екатерина кивнула.
— Совет недурен. Только кто возьмётся?
— Я, да Леха, да Гриц, — пожал плечами Орлов. — Как обычно. У тебя есть кто-то ещё?
Его простота иногда граничила с наглостью.
— Друг мой, у меня теперь есть вся Россия, — мягко напомнила ему государыня.
Гришан только хохотнул.
— Ну иди, поищи по всей Руси-матушке ещё дураков таскать для тебя каштаны из огня.
Като хотела обидеться, но Гришан уже отвлёкся и начал излагать приятелям детали плана.
Легче всех к мятежу оказалось подбить императорскую роту егерского полка, которой прежде командовал Пётр Фёдорович. Но ею дело не ограничилось. Утром двенадцатого июля полк почти в полном составе вышел из казарм и под барабанный бой с развёрнутыми знамёнами двинулся ко дворцу. На мосту через Мойку ему преградил дорогу жидкий пикет семёновцев, без дальних разговоров сброшенный в воду.
— Да здравствует Его Императорское Величество Павел Петрович! — кричали солдаты. — Смерть изменникам Орловым!
К огромному удивлению сторонников Екатерины, заколебался Измайловский, совсем недавно являвший чудеса преданности. Четыре его роты отказались слушать командиров и примкнули к мятежникам. Ими руководили премьер-майор Рославлев и капитан Ласунский.
Пока остальные полки подтягивались ко дворцу, императрица была вынуждена выйти на балкон, по обычаю предъявить восставшим сына и выслушать их требования. Она была встречена ропотом неприязни, и несколько комьев грязи ударились о стену над её головой.
Разговаривать с толпой Като не стала. Прижала к себе плачущего Павла и увела его с балкона внутрь.
— Где же наши доблестные защитники? — ядовито осведомилась она, проходя мимо Брюсши. — Что-то они не торопятся.
Графиня только развела руками. Она бы и сама хотела знать, когда кончатся крики, беготня и бряцанье оружием.
Между тем положение сторонников государыни оказалось труднее, чем они предполагали. Червь недоверия глубоко вгрызся в сердца служивых. На требования командиров немедленно выступать ко дворцу для подавления мятежа многие вальяжно отвечали: