«Госдепартамент больше не собирался обхаживать и всячески задабривать Никарагуа, – писал позже американский историк Джон Эллис Финдлинг. – Эта страна оказалась под тщательным наблюдением. Ее было необходимо держать в узде».
Президент Рузвельт со всем рвением погрузился в проект строительства канала. Однако, прежде чем работы в Панаме могли начаться, ему предстояло решить последнюю проблему. Республики Панама еще не существовало. Она была провинцией Колумбии, а колумбийские правители не собирались уступать власть на выбранном участке. Впрочем, они допускали, что согласятся, если США предложат еще денег.
«Я думаю, есть два пути, – писал Рузвельт Госсекретарю Хэю. – Первый: захватить Никарагуа. Второй: неким способом вмешаться в нужный момент, чтобы обезопасить панамский проект и не иметь больше дел с глупыми и одержимыми убийствами коррупционерами из Боготы».
После недолгих размышлений Рузвельт выбрал второй вариант. У Штатов пока было мало опыта в разжигании революций. Однако один способ уже появился. Десять лет назад американский дипломат Джон Л. Стивенс разработал простой план, благодаря которому горстка людей без поддержки местного населения умудрилась устроить переворот на Гавайях. Рузвельт решил применить тот же план в Панаме. Он намеревался убедить панамских «революционеров» объявить о независимости от Колумбии, быстро признать их с дипломатической точки зрения и выслать на подмогу американских солдат, чтобы колумбийская армия не вернула власть своей стране.
Второго ноября 1903 года командир американской канонерки «Нэшвиль», стоявшей на якоре у города Колон на карибском побережье Панамы, получил приказ из Вашингтона: предотвратить высадку любых враждебно настроенных сил, будь то правительственные или повстанческие. Американец удивился – ведь никакой революции еще не произошло. Она случилась на следующий день. Группа мятежников наскоро собралась в столице провинции и объявила Панаму независимой.
В Панама-сити не было военных позиций, но в Колоне был разбит большой лагерь. Его командир мгновенно отреагировал на известия о восстании и собрал пятьсот солдат. Они маршем прошли через город к железнодорожной станции и потребовали поезд, чтобы добраться в Панама-сити. Управляющий станцией, американец, солгал: мол, свободен лишь один вагон. Командир не утратил присутствия духа и погрузился в него со своими штабными офицерами, уверенный, что сокрушит мятежников даже малыми силами. Однако он попал в ловушку. Американцы отправили телеграмму, чтобы его и офицеров арестовали, как только они сойдут с поезда.
Второй американский боевой корабль, «Дикси», пришвартовался у Колона пятого ноября. На берег высадились пятьсот морпехов. На следующий день США официально признали бунтовщиков лидерами новой Республики Панама. Еще восемь кораблей быстро появились в водах неподалеку от города и заблокировали подступы, чтобы колумбийские судна на смогли добраться до мятежной провинции. Один историк назвал это «столь беспардонной – и успешной – дипломатией канонерок, какой еще свет не видывал». Даже Рузвельт поначалу сомневался в своем решении. Сперва он предпочел все отрицать. «Я не разжигал революцию на перешейке», – заявил он в интервью. Позже Рузвельт заявил, что «крайне некомпетентные» лидеры Колумбии самым глупым образом потеряли Панаму, отказавшись подписать договор о строительстве канала, «несмотря на очевидные предупреждения». Рузвельт явно и сам не верил своим словам, потому что на последовавшем заседании правительства он попросил Филандера Нокса, министра юстиции, придумать законное оправдание для проведенной операции.
«Ох, господин президент, – ответил Нокс, – не стоит портить столь великое достижение тенью законности».
«Я ведь опроверг обвинения? – взволнованно спросил Рузвельт. – Опроверг же?»
«Определенно, господин президент, – иронично отозвался военный министр, Элиу Рут. – Вас обвиняли в обольщении, а вы доказали, что совершили изнасилование».
Президент Селайя воспринял произошедшее весьма хладнокровно. Он не разозлился из-за утраченного канала или «революции» под американским руководством, которая расколола надвое соседнюю страну. Вместо этого, через несколько недель после восстания, Селайя принял посла Республики Панама, дал званый ужин в его честь и признал его правительство. И у Селайи была хорошая причина так поступить, как объяснил Джон Эллис Финдлинг: