Вот чёрт...
Нельзя!!!
Но Хаматов кивает. Молча, с надменным безразличием, что означает «валяй».
Я вся скукоживаюсь и сползаю ниже, чтобы клочка волос нигде не видно было. Дышу ему в пупок практически, наружу только ноги торчат. И если раньше оставалась вероятность отбрехаться, теперь никто вовеки не поверит, что мы тут не практиковали Камасутру.
— Спасибо, я много твоего времени не займу! — скороговоркой начинает Юрьевна и тут же затягивает наперекор обещанному: — Итак, рассказываю с самого начала. Васька мой — мужик видный, вечно на него всякие гадины вешаются. Помню раз по молодости…
— А можно ближе к делу?
— Да, конечно. Уф-ф... Вся на нервах прям! Значит, решила я на выходных протереть пыль со шкафа...
— Наташа Юрьевна, вы меня как бы тоже на интересном моменте прервали, — цедит Хаматов глухим голосом.
— И там были таблетки.
— Какие? — вздыхает он обречённо.
— Неловко с тобой о таком говорить… Как будто вчера тебя к доске вызывала.
— Прошу вас, давайте предадимся ностальгии в другой раз.
Впервые, кажется, я с ним солидарна. У него рубашка задралась, а ширинку гад не потрудился застегнуть. Теперь мне дорожка из жёстких волос нос щекочет!
— Апчхи!
— Ты бы хоть пледик какой постелил. Застудишь ведь девку.
Горя от стыда, морщусь в заплёванный живот. Докатилась.
— А мы по-быстрому... — не теряется Павел, — надеялись…
— Всё-всё, не буду задерживать! Давай, я к тебе попозже зайду.
— Нет уж, давайте не будем кокетничать. Что за «скажу — не скажу»?! Не на допросе.
— Тебе лучше знать, — значительно убавляет пыл Юрьевна. — Таблетки те, в общем, для мужской силы. Я соседке твоей уже показывала, она подтвердит. Кстати, как вы там с Женей, ладите?
— Угу, — бурчит Павел. — Очень… колоритная особа.
— Ну а как ты хотел? Городская, — произносит она как диагноз. — Ладно, вернёмся к нашему барану. Таблетки эти я где-то посеяла. Извелась с ним вся, голова стала совсем дурная. А пень мой трухлявый, видать, пропажу нашёл и на радостях с какой-то вертихвосткой всю ночь у нас в сене за домом кувыркался! Прямо под моим носом! Совсем стыд потерял, паразит!
— Инфа сотка? — впервые за весь разговор выказывает неподдельный интерес Хаматов.
— Конечно! Вертихвостка и есть, кто ж ещё?!
— Я про другое. Вы её видели?
— Если бы! Я бы её сейчас… Ух! Вот браслет серебряный только нашла, порвался, когда драпала. А я-то думаю, чего мне Вася так любезно зубы заговаривает, к стогу раскуроченному не пускает?..
— Ну-ка, поднесите поближе.
— Неужто знаешь, кто хозяйка?! — зловеще восклицает Юрьевна.
— Без понятия, — мрачно бурчит Хаматов, и мне сразу становится ясно, что всё он прекрасно знает.
Наверно, заметил шарм в форме пёрышка, пока уплетал мои кексы. Не удивлюсь! Оценивать стоимость и где что плохо лежит, для его окружения — обычное дело.
— Вот и я не знаю, чьё это. Поэтому тебя и искала. Сведи меня с нужными людьми, а? Там дел-то — раз плюнуть! Ну что тебе стоит помочь? По старой памяти.
— Это по какой? Случайно, не по той, где я вашими стараниями чуть не завалил экзамен?
— А не надо списывать! Да если бы я раньше знала, что тебе, неучу, Фет не пригодится...
— Ах, если бы, ах, если бы — не жизнь была, а песня бы, — зло перебивает её Хаматов. — К нынешней отлично подойдёт: «Увы, мадам»…
— Вот ты... неблагодарный! — по голосу слышно, что она хотела сказать как-то иначе, но побоялась.
— Наоборот — взаимный.
— Понятно, в кого Вовочка!
— И я бы на вашем месте его не огорчал. Мало ли как жизнь обернётся...
По топоту понимаю, что Юрьевна пошла прочь. Выдыхаю. Прямо камень с души!
Господи, спасибо тебе. Кажется, пронесло...
— Значит, предпочитаешь старых ловеласов? — вдруг выдыхает Павел страшным шёпотом, сулящим гибель всему живому.
Теперь и он меня в растлении сельчан подозревает? Только этого не хватало!
Глава 11
Глава 11
— Значит, предпочитаешь старых ловеласов? — вдруг выдыхает Павел страшным шёпотом, сулящим гибель всему живому.
Теперь и он меня в растлении сельчан подозревает? Только этого не хватало
— Вот что я должна на это ответить? Ты сам не хуже меня знаешь, как и почему я оказалась в той конюшне. Из-за тебя! И двигайся давай. Мне неудобно говорить тебе в пупок.
Едва Хаматов поднимается на колени, я тоже отсаживаюсь подальше.
— То есть, Василий тебя совсем не возбуждает?
— Он мне в отцы годится!
— Ну-у, так себе аргумент, знаешь ли… Сама же слышала — мужик нарасхват! Опять же рассекает на чёрном мерине, зелень косит только так — налицо все признаки успешного успеха. Чем не папик? От таких перспектив вполне можно голову потерять.
Отлично. Теперь он меня постоянно подкалывать будет.
— Я уже поняла, что ты юморист. Давай на том и разойдёмся.
Павел ловко тормозит мою попытку вскочить на ноги. Его горячее возбуждённое дыхание разбивается о моё лицо, а голос хрипнет:
— Не так быстро.
— Ну что ещё? — ворчу, оседая в траву под нажимом тяжёлой ладони. — Тебе самому не тошно нести этот бред?
— Кому-то, может, бред. А Юрьевна в бешенстве. Она будет счастлива хоть кому повыдёргивать патлы, — с поганой улыбкой сообщает Хаматов и как будто бы невзначай склоняется ниже. Его губы так близко, что мой пульс предательски лупит в низ живота. — Я ведь могу вспомнить, где видел браслет. Или мы с тобой можем договориться. С огромным нетерпением жду твоих предложений...
То, что ему нравится мучить людей, оно как бы понятно. Но ведь должны же быть границы и у таких, как он.
— А тебе, фраер, стучать не западло? — напускаю на себя вид опытной чиксы, много повидавшей в своей жизни, много пережившей и побывавшей в разных переделках. В криминальных сериалах таким не перечат.
Хаматов удивлённо хлопает глазами.
Ага! Работает! Вон как морда вытянулась. Что, не ожидал?
Для достоверности и полноты образа, встаю на корточки, не глядя, дёргаю травинку и принимаюсь дерзко жевать стебель. Знаю, что выгляжу как идиотка, но тут, чем хуже, тем лучше, что мне терять?
— Кто станет слушать твой гнилой базар, если ты слову не хозяин, как путана телу? Так что не надо меня пугать! Сам бойся, понял?
И бодаю его в лоб. Не знаю зачем, но так надо. Я видела в кино.
Перед глазами подло вспыхивают звёзды. И Хаматов в самом эпицентре звездопада, почёсывает бровь. Пару секунд изучает моё не менее осоловелое лицо, и только потом приходит в себя настолько, чтобы задать логичный вопрос:
— Ты чего, Павловна?
О! Сразу про уважительность вспомнил!
— Ничего. — Победоносно задираю подбородок. — Просто опустилась на твой уровень. Иначе сдаётся мне, мы друг друга не слышим.
А мне начинает нравиться новое амплуа.
Задержали зарплату — пасть порву!
Помяли посылку на почте — моргалы выколю!
И сразу дело движется с мёртвой точки. Красота!
Правда, Хаматов как-то резко меняется в лице, хищно улыбается, глядя мне прямо в глаза, и я вижу, как на дне его чёрных зрачков разгорается нехорошее пламя.
Он отбирает травинку и мрачно суёт мне под нос прожёванный стебель.
— Ты хоть знаешь, что взяла в рот, шибанутая? — цедит сосед таким тоном, что мне как-то сразу становится холодно. — Пупырник сосновый. Редкая дрянь!
— Ну так бы сразу и сказал: нельзя! Занесено в Красную книгу, — бурчу обиженно, — чего обзываться? И почему вдруг «сосновый»? Здесь вроде не лес.
— Да потому что тебе крышка! Осталось полчаса, от силы час… — Не успеваю опомниться, как меня уже лапают, одновременно оттягивая нижнее веко, и целуют в губы, горячо и жадно. — Пульс частый, зрачки расширены, судороги, нарушение дыхания... Всё понятно. Организму срочно нужен белок! — сбито бормочет Хаматов мне в рот то, отчего холод пробивает всё тело.