— Ну да, тётка склочная. Королевишна! Будь у них любовь, я бы отошла в сторонку, хрен с вами, живите. Я вроде не совсем крокодил, тоже не пропаду. Но она же всем строит глазки! Кто дров наколет, кто огород перекопает — хорошо устроилась. Поэтому, дорогая, шельму нужно проучить. Будет ей уроком. Пошли, разворотим эту обитель разврата!
— Я за любой кипишь! — выдаю с наигранной бодростью.
Один чёрт этот каток возмездия мне не остановить. Хоть прослежу, чтоб бабы дров не наломали.
Хоть и время детское, темно из-за густых, тяжёлых облаков. Под подошвами чавкает грязь, ноги разъезжаются. На улице осенний ад!
Выходим за калитку и, из последних сил борясь с нарушенной координацией, направляемся к зданию магазина. Хорош карательный отряд. Как будто сами после передряги.
— Смотри, рабочий день уже час как закончился, а свет в окне горит! — издалека определят Юрьевна.
Однако на месте нас встречает табличка «Закрыто».
— Всё понятно. Здесь никого нет, а свет просто забыли. Расходимся.
— Белехова, ты дура? — спрашивает она шёпотом. — Ежу понятно, к себе домой Маруся мужика не приведёт. Соседи бдят. А в магазине всё под рукой — и выпить, и закусить. Чем не дом свиданий?
— Кровати нет.
— Интересный аргумент для твоих лет. Ты мужика безтрусого видела хоть раз?
Вопрос, полагаю, риторический, поэтому внимания на нём не заостряю.
— И что мы будем делать? — возвращаю Юрьевну к делам насущным.
— Ловить с поличным, для начала. Пошли! — Тянет меня за собой куда-то вдоль здания.
Прямо напротив окна раскинулся куст сирени, настолько лысый и хилый, что прятаться под ним едва ли придёт голову даже барану. А вот по мнению моей спутницы — место идеальное.
— Ты это слышишь? — шикает на меня Юрьевна, как только мы сгибаемся под мокрыми ветвями.
— Что там? — спрашиваю рассеянно, морщась от холодных капель, сбежавших за шиворот.
Почти сразу слышу женский голос:
— Давай-давай-давай… Ещё немного осталось… Ну же!.. Ой, как хорошо, — с облегчением и следом кокетливо: — Ещё разок потянешь?
— Минуточку, переведу дыхание, — отвечает ей запыхавшийся мужской голос. — И местами поменяемся. Сама-то как, силы ещё остались?
Трынде-е-е-ец…
— Это не Вася?.. — ошарашенным шёпотом комментирует Юрьевна.
— Хаматов?! — выдыхаю задушено.
Грудь от резкой нехватки воздуха начинает ходить ходуном.
Это он что… он… он… Он с продавщицей резвится?
А говорил, меня хочет. Пионер позорный!
В любом другом состоянии я бы ушла. Возможно, даже порадовалась, что провидение мне не позволило им вконец очароваться.
Но градусов во мне больше здравого смысла, и попа настойчиво ищет приключений...
Глава 20
Глава 20
— Пойдём отсюда. — Тянет меня за руку Юрьевна.
— Сейчас?! Нет уж, я хотела бы дослушать…
Она икает, затем косится на меня в лёгком изумлении:
— Вот извращенка... Ну ладно, только, ради бога, будь потише. Иначе нас застукают. И ещё, ты только никому про то, что здесь услышишь, не рассказывай. Хаматову, конечно, на Марусе не жениться. Но он опасный малый, а с твоими наклонностями это большая проблема.
Бесстрашно отмахнувшись, подбираюсь к окну. По скользкому месиву, мимо мокрых веток, поближе к невнятной, страстной — я бы назвала это безобразием — непонятной возне.
— Чёрт. Ничего не видно, слишком высоко. Надо подтянуться... Ну чтош-ш-ш ты будешь делать! — шиплю, стекая по стене прямо на бетонную отмостку. — Что-то у меня не получается...
— Да тихо ты! Я помогу. Только внутрь не влезай.
Юрьевна, крякнув, подсаживает меня к себе на плечи. Какое-то время неуклюже пошатываемся в поисках равновесия, пока я на голых инстинктах не цепляюсь за раму. Товарка в знак поддержки хлопает меня по бедру. Ну точно акробаты! Попрут из школы — можем хоть завтра в цирке выступать.
— Ну что там? — любопытствует Юрьевна.
— Облом! — шепчу с досадой, максимально расплющив нос о стекло.
— Совсем посмотреть не на что?
— Не знаю, мне не видно. Они сбоку где-то, за стеллажами.
— Чуть не упал опять! — сквозь смех комментирует непотребство Маруся.
— Руки устали? — с заботой справляется у неё Хаматов. — Давай-ка, я сам этот бестолковый реликт подниму.
— Ну Пашка, герой! — восторженно выдаёт снизу Юрьевна. — Редкий мужик нормально пошутит в такой ситуации. У них «упало» — целая трагедия!
— Да чтоб у него совсем не вставал!
Мне проходу, гад, не давал, я аж в пылкие чувства начала верить. А сам?! Лазает где попало! Так что я злая. И меня ситуация не веселит, а бесит, потому что такая реакция на козла мелкотравчатого кажется запредельно тупой.
— Ты-то чего ворчишь, Женька? Взрослые люди, как хотят, так сношаются. Или... постой-ка, ты что, на соседа запала? — очень не вовремя делает выводы Юрьевна.
Имеется за мной такой косяк, тут не отвертишься. А соглашаться с ней жуть как не хочется!
Безуспешно пытаюсь собрать мысли в кучу, потому что вертолёты в голове вовсю раскручивают лопасти. Кажись, наливка-то коварная, с замедленным эффектом...
Я думала, что подшофе? Да ни черта. Я в стельку!
Ох, что-то и мою Юрьевну сильно кренит в сторону...
— Ай! — Взмахиваю руками, тоже теряю равновесие и устремляюсь бестолковым лбом в стекло.
В ушах звенит, но сквозь чугунный бой колоколов обрывками улавливаю:
— … ты слышал, Паша? Грабят!
— Да что тут брать? Ни сыра, ни плесени! Наверно, мыши стучатся.
— Какие мыши, Хаматов?
— Летучие! — цедит он сквозь зубы, явно увлечённый делом.
В этот момент моя боевая подруга, сдавленно хрюкнув, валится назад — через брызги и тернии в самое сердце сирени. Я, разумеется, лечу вместе с ней...
— Ой, не могу, — давится она хохотом сквозь громкий треск ветвей. — Полёт старой «мыши»...
Сморгнув разноцветные звёзды в глазах, лишь осуждающе качаю головой. Нашла, блин, время. Какое уж тут веселье, когда эти два безобразника навострили уши?!
Словно в подтверждение моих мыслей распахивается окно.
— Кто здесь? — встревоженно вопрошает в ночь Маруся.
— И-и-и-и!.. — пуще прежнего закатывается Юрьевна. — И-и-и-хи-хи!..
Я зажмуриваюсь, лишь на миг представляя, какая картина откроется глазам прелюбодеев. Честное слово, попасться голыми за срамными делами в сравнении с этим — так, лёгкий конфуз!
— Па-а-аша… Паша, что это за писк?! Реально — мыши! — вопит на всё село Маруся.
Ой, да прямо!
Чего обзываться-то? Истеричка распутная.
Я сначала пугаюсь, поняв, что не вижу на один глаз, и только потом догадываюсь смахнуть с лица листья.
— Как думаете, она нас разглядела? — Поворачиваюсь к захлёбывающейся смехом… груде веток и грязи.
— К-какая разница? Т-ты с-себ-бя в-видела? — нечленораздельно булькает лесная фея.
Я решительно выкатываюсь из покорёженных зарослей. Расследование, кажется, подошло к концу, пора делать ноги.
Однако убраться, прежде чем в лёгких Маруси кончится воздух и Хаматов изъявит желание проявить героизм, мы по понятным причинам не успеваем. Тишину на мгновение вспарывает звук распахиваемой двери, а следом воздух разом заполняется брызгами и холодом.
Юрьевна резко перестаёт угорать, но, к сожалению, в адекват не приходит даже после того, как нас окатили. По крайней мере не думаю, что в трезвом уме она бы стала обнюхивать шлёпнувшуюся ей на голову тряпку.
— Водой после мытья полов... — шипит «фея», быстро определив, с чем имеет дело. — Ну ядрён комбайн! Кабздец тебе, Маруся!
Первым под раздачу попадает ведро. Трещит пластик, картинка начинает опережать неповоротливый ход моих мыслей. Цветные осколки окропляют порог. Последнее, что я осознаю чётко, это мчащаяся к двери Юрьевна с тряпкой в руках.