Откуда-то издалека быстро нарастает гул.
— А вот и всадники апокалипсиса... — истерично шутит она.
Как в подтверждение прозвучавших слов, из клубов пыли вылетает повозка, разнося по деревне инфернальный вопль:
— Тпру-у-у, Афанасий!
Синхронно вздрогнув, мы с Лялей переглядываемся и, не сговариваясь, жмёмся к обочине.
— Карета подана! — опять гаркает Юрьевна, распугивая вороньё. — Довезу с ветерком до райцентра, оттуда сегодня ещё есть один рейс.
Когда становится ясно, что чем дальше, тем хуже, Ляля малодушно пытается сдриснуть.
— Девочки! Милые, — говорит, — я, честно, вызову такси, не утруждайтесь. Хотите, прямо до аэропорта? По Марселю соскучилась — сил нет!
— Что-то я не поняла... — игнорирует её Юрьевна, обращаясь ко мне. — Эта красотка намекает, что мой конь — отстой? Дорогуша, ты в зеркало хоть посмотрись, — бросает снисходительно уже Ляле. — Да вон хоть в окошко медпункта! Не каждый бомбила такое порося в багажник пустит!
Ляля нетвёрдой походкой подходит к тёмному окну. В закатном свете виден каждый штрих: от ручейков, оставленных тушью, до отлетевшей ей на нос чешуйки.
— Похоже, мы её теряем, — заключаю с усмешкой, включая камеру на телефоне. — Скажи-ка: «сыр». Оставлю себе совместное фото на память. Вдруг захочешь вернуться и портить нам жизнь.
На получившемся снимке Ляля потерянно смотрит перед собой, прижимая к себе карасика так крепко, как будто тот золотой и исполняет желания.
О том, что она загадала, догадаться несложно: либо проснуться, либо сквозь землю провалиться. Либо забыть нас с Юрьевной и этот день как страшный сон.
Глава 27
Глава 27
Павел
— Ты куда-то собрался? — спрашивает Вова.
— С чего ты решил?
Сам я пока сомневаюсь. Во-первых, время позднее. Во-вторых, меня не приглашали. Хотя тут как посмотреть, повод есть — надо бы извиниться как следует за выходку Ляли.
Я вернулся с рыбалки, а дома чуть ли не спарринг. Помню, раньше, когда жена закатывала скандалы, меня это накаляло добела. Но в этот раз еле гашу смех. Устроила ей Павловна царские проводы! Повозка, автобус, карась на дорожку… Женя, когда по телефону рассказывала, у меня улыбка на затылок лезла.
Напоследок, правда, сказала: не принимай на свой счёт. Я усмехнулся. Если женщина прогнала твою бывшую, вряд ли дело в фазе Меркурия. Конечно, она так обозначила свою территорию.
— Ты третий раз за вечер переодел футболку. Уже час таращишься в разряженный планшет. Зачем-то опять пытаешься угробить сковородку… — перечисляет сын. — Мне продолжать?
— Точно! Рыба! — Подрываюсь с кресла.
Влетаю на кухню, не включая свет. Снять с плиты ужин — секунда. Дольше думаю, куда его деть. Мусорный пакет расплавится. Остаётся раковина. Я переворачиваю сковородку, энергично встряхиваю, как душу из врага. А оно не отваливается, чёрт подери! Пригорело.
Следом входит Вова. Под потолком загораются лампы.
— Пап, может, опять разогреем лазанью? — предлагает он, с сомнением разглядывая обугленную рыбу. — Похоже, микроволновка — предел твоих кулинарных возможностей.
Я упрямый, но с углями сложно спорить.
— Евгению Павловну хотел угостить нашим уловом, — усмехаюсь невесело.
— Пап, ну зачем тебе эти отмазки, — закатывает он глаза. — Просто пойди и подари ей цветы. Павловна говорила, что это работает. Не дрейфь, букет ей зайдёт, точно тебе говорю!
— А какие она любит, не говорила?
Вова задумывается лишь на долю секунды.
— Просто разных возьми, и побольше! Что-то да понравится.
Мне неловко. Это я должен учить его, как ухаживать за девушкой, но сам волнуюсь и туплю по-чёрному!
— Завтра подберу ей что-нибудь крутое в городе.
— Понятно всё с тобой, — хмыкает Вова.
— Эй, ты куда?
— Пройдусь перед сном! — Доносится уже из коридора.
Выкидываю юбилейную десятую сковородку, открываю пошире окно и уже ставлю чайник, когда в кармане оживает телефон. Пришло сообщение.
Женя вряд ли станет второй раз беспокоить, но что-то в животе приятно и взволнованно сжимается. С другой стороны, могла же она пожелать мне спокойной ночи?
Но это... Ляля!
Сколько лет жили вместе, и ещё сколько врозь — впервые не голосом. Правда, с опечатками. Наверное, задом до сих пор собирает эхо ухабов.
«Ммама соврала. Её мало изолировать от общества. Таких сжигали на кострах! Я вас благословляю. Мумучайся».
Знал бы я раньше, что Лялю так впечатлит полведра рыбы, давно какой-нибудь щукой её по губам отхлестал!
Весь в смешанных чувствах разогреваю лазанью.
Вдруг, как чёрт из табакерки, в пёстром облаке неведомой мне флоры, из полумрака выпрыгивает Вова. Какой-то запыхавшийся, с нездорово горящими глазами, но довольный, как слон!
— Бери и иди, пока не завяли! — выпаливает на одном выдохе.
— Ты где это раздобыл? — Ошарашенно разглядываю охапку цветов, не зная, хвалить его или ругать.
Ясно ведь, что запёрся к кому-то из местных практически ночью. Повезло, что никто на него собак не спустил! Здесь поздних гостей не слишком-то жалуют.
— Где раздобыл, там уже нет, — отмахивается Вова. Наверняка смущён, не любит он выпячивать свои заслуги, скромник.
— Ужин на столе, — только и нахожусь что сказать, забирая цветы.
— Ага.
Мы раньше не особо говорили по душам. Это так непривычно, что язык отнимается.
— Вова…
— М-м? — мычит он, отправляя в рот добрый кусок лазаньи.
— Руки помой.
— Фифас, — лыбится паразит с набитым ртом.
— Спасибо, сын. — треплю его по волосам с несвойственным мне трепетом. — Я самый везучий отец на Земле.
Его улыбка становится ещё шире.
— Фнаю.
Знает он…
Спешу отвернуться, потому что мои глаза сентиментально увлажняются.
С охапкой цветов выхожу в темноту.
Женя пьёт чай с вареньем под яблоней. Как специально, в преступно-тонком халатике на голую грудь. И вот как сохранить голову на плечах, скажите на милость? Мне проступающие через ткань соски за версту видно!
Ума хватает лишь на то, чтоб спрятать веник за спину.
— Привет. Можно к тебе на чай? — мой хриплый от возбуждения голос звучит неласково. Как наждачка.
— Конечно, Хаматов! — Женя радостно вскидывает руки, словно только этого и ждала. Но не тут-то было. Потому что продолжает она в своей обычной строгой манере: — Днём приходи.
— А я не с пустыми руками. — Жестом фокусника материализую пред её изумлённым лицом заботливо раздобытые Вовой цветы. — Надеюсь, среди них есть твои любимые.
Клянусь, на миг в её квадратных глазах загораются все миллиарды звёзд, что нам сейчас светят!
— Только одну чашку, Хаматов! — сдаётся она. — И держи руки при себе.
— Так-то они у меня заняты, — намекаю, что неплохо бы убрать букет в воду. Обещаний нарочно не даю, я всё-таки человек слова…
— Минутку. — Женя забирает цветы. На мгновение зажмуривается, вдыхая запах. — Не уверена, что в доме есть ваза. Пусть пока побудут здесь.
Молча смотрю, как она бережно складывает свою ношу в старую лохань с водой. У меня такая же, стоит на солнце для полива рассады.
Флирт с училкой то ещё мероприятие. Павловна немногословна. Мечтательно улыбается и постоянно косит глазами в сторону цветов. Я мелкими глотками цежу чай, перебираю в уме темы для пристойной беседы и не могу придумать, как бы ещё чуток задержаться. Желательно до утра.
— Уже поздно, — с нажимом говорит она. Словно ножом по яйцам режет!
— Послушай, Павловна. У меня нет никаких специфичных наклонностей, чтобы смущать ими приличных дам. Я обещаю не форсировать. Хватит меня шарахаться. Просто расслабься. А хочешь, я помассирую тебе плечи? Массаж, конечно, любительский, но со снятием напряжения в нужных точках, как по учебнику. Только плечи! Если сама не захочешь большего. Или шею. У меня пальцы нежные, синяков не останется. Ты удивишься, до чего гармоничными бывают соседские отношения.