В тот июньский день они хотели отметить полгода совместной жизни. Утро было хмурым, день начался со стычки с Верой Ивановной по поводу плохо приготовленного инструментария и несвежего халата.
Операция была сложной, Лену отправили за препаратами. Она быстро заскочила в сестринскую, схватила шприц и дозу наркотика. Мозг лихорадочно вычислял смертельную дозу. Нет, надо что-то более надёжное. Чтобы не было шансов на спасение. Чтобы все мышцы превратились в безвольную массу, чтобы стало невозможно дышать, любить, думать…
Больной на операции – это просто тело, за которое дышит аппарат. Тело не чувствует боли. Мозг не фиксирует.
Лена механически выполняла команды Веры Ивановны. Она старалась ни о чём не думать, но двадцать два года жизни, как старая кинолента, пронеслась чёрно-белым кошмаром. Почему Борис не встретился раньше? Почему люди так завистливы? Почему паденье так утешает окружающих?
Отпросившись на пять минут, она зашла в туалет, перетянула вену. Прости, Борис!
Абсолютно идиотская сцена – рассказывать бывшей, что, как бы я хорошо к ней ни относился, но то счастье, что я испытал с Леной, несравнимо, как океан с ручейком. А ведь я тоже писал ей, что со мной такого ещё не было… Только Бог помогает мне не свихнуться, не ждать, что откроется дверь и войдет моя девочка, так много страдавшая, так часто унижаемая…
Женщины, жены… Лена была даром, посланным мне с небес то ли за грехи, то ли за добродетели.
Когда мы любим, нам кажется, что все трудности преодолимы. Любовь – великий иллюзионист. Любимый человек – образ, наделяемый нами даже теми качествами, которых у него нет. Если несоответствие в какой-то момент все же проявится, мы легко относим это на обстоятельства. Ведь восприятие двух влюбленных по определению не может быть одинаковым. Всегда есть разница в воспитании, во времени духовного роста. Человек более неуверенный тянется к духовному совершенству в другом – и другой начинает ощущать себя ответственным за роль спасателя. Так возникает симбиоз, взаимозависимость. Но стоит хрупкому равновесию пошатнуться, все может обернуться катастрофой.
… Свежая земля на могиле, её любимые ромашки. Ничего не хочется ни читать, ни смотреть. Пустота. Судьба, как оборванная ромашка, выброшена. Она не хотела умирать, но людская зависть подтолкнула её к последнему барьеру. Любовь – самое сильное чувство и самое беспомощное одновременно. Любовь не спасает. Невозможно оградить любимого от всего, невозможно предугадать его мысли. Можно только осознать утрату и помнить дни, мгновения, которые уже не повторятся.
Индифферентность
/Любые совпадения в рассказе случайны/
За моим окном оголённая рябина с ало-кровавыми ягодами. Я хозяин своей судьбы? Наверно. Еще недавно я был в столице гостем. А сейчас я в ней просто живу. Ещё семь лет назад я был обыкновенный кандидат наук в обыкновенном исследовательском институте механики, а сейчас я руковожу консалтинговой фирмой.
Важно не то, где мы живём. Важно то, как мы к этому относимся. Я живу так, как хочу жить, и я всего добился сам. А как я хочу жить? Интересно, получать удовольствие от самого процесса жизни, быть свободным, прежде всего от себя, от того, что сковывает в стремлениях реализовывать мечты и снова мечтать.
Жизнь должна развиваться по законам диалектики, но иногда качественные скачки даются нелегко. Приходится наступать на собственные эмоции, что-то терять, о чем-то жалеть…
Я рос довольно сентиментальным мальчиком. Все было очень правильно в моей жизни – французская школа, музыка (меня учили играть на скрипке), учеба в институте, на считающемся тогда довольно престижном факультете авиадвигателей. Все предвещало блестящую карьеру с обязательными ступенями кандидата, затем доктора, завлаба и т. д. У меня даже были «наполеоновские» планы по открытию собственной фирмы в деле программирования, ведь наука, к сожалению, не даёт заработать на осуществление всех замыслов.
Даже налёт «неформальности» меня не портил. Вообще я довольно худ и невысок, а с задорным хвостиком смотрелся и того моложе. Был ли это вызов окружающему меня обществу? Не думаю. Мне вообще наплевать, как меня воспринимают окружающие. Я не люблю напускать на себя загадочность, мне нечего скрывать. Из-за чего я часто становлюсь жертвой ярлыков и штампов. Люди не верят в мою доброжелательность, иногда так тяжело доказывать, что я абсолютно равнодушен к их выпадам и интригам.
Учёба в институте (одновременно я получил корочки референта), удачное распределение в контору, которая существует до сих пор за счёт того, что расположена в центре города… Последняя сессия, последний год бесшабашного студенчества… Тогда-то я и заметил Анжелу. Она была очень яркой, натуральной пепельной блондинкой с длинными ногами. Что характерно, умна. Вопреки расхожему анекдоту про блондинок. Мы познакомились на последнем курсе, даже не понимаю, что со мной стало. В компании она просто поманила меня пальчиком, и я за ней пошел как загипнотизированный.