Но отбросим случайности. Если быть искренним: всегда ли вы были идеально чисты перед законом, не нарушали закон (или так называемые подзаконные постановления) — пусть из самых лучших побуждений, субъективно считая себя честным? Не подписывали (ради дела) фиктивных бумаг, не прибегали к “левым” услугам, не закрывали глаза на то, на се? Скажем, вам никогда не доводилось “подмазывать” какой-нибудь винтик многоэтажного и многоподъездного бюрократического механизма? Но ведь на юридическом языке это очень близко к взятке, а за взятку полагается ого какой срок! И вы никогда не приносили домой какой-нибудь несущественный дефицит с предприятия — пару железок, бутыль с краской, фанеру? А ведь это та же кража. И вы никогда, даже под праздник, не выпивали рюмку-другую-третью-четвертую? А с затуманенным сознанием чего не натворишь… В народе говорится: что с пьяного возьмешь? Но по закону подпитие есть отягчающее обстоятельство!
И все же никогда. Верю. Вы человек твердых принципов и абсолютный трезвенник. Вы даже борец по натуре и смело бичуете отступления от норм нашей жизни. Но может статься, ваше начальство и кое-кто из ваших сотрудников слеплен из другого теста, и тогда больше шансов на то, что в тюрьму угодите именно вы, при всей вашей честности. Повод найдется, статья тоже. И вам придется выбиваться из сил, доказывая, что вы не верблюд. По крайней мере, так было.
А сколько хозяйственников, радеющих за успех своего предприятия, село на скамью подсудимых только за то, что они не соблюли устаревшие нормативные документы, хватающие их за горло инструкции, которые связывали инициативу и новаторский подход к делу!
Допускаю, что вы никогда ничего такого не нарушали и не нарушите. Из принципиальных убеждений или по робости перед любым предписанием, идущим свыше. Допустим, что и с начальством вы ладите, и с коллегами в дружбе, и вообще сочетаете (хоть это и вряд ли возможно) смирное поведение и чистую совесть. Но в любом случае вы принадлежите к одной из двух половин человечества: либо водитель, либо пешеход, третьего не дано (разве что прикованный к постели инвалид, но это исключение). Многим ли водителям удавалось избежать столкновения, а там поди разберись, чья вина. А если вы пешеход, то не поверю, что всегда, даже в спешке переходили улицу только в установленном месте и только на зеленый свет. Но ведь это значит, что вы подвергались риску не только заплатить штраф или попасть под машину, но и создать аварийную ситуацию. А это может оказаться и подсудным делом.
Никого не хочу пугать. Хочу лишь дать понять, что никто не застрахован от встречи с юстицией лицом к лицу. И для каждого это очень личная забота — чтобы меч правосудия никогда не опустился на невинного, не ударил со всего маху человека, случайно оступившегося. Ведь он нанесет неизгладимую травму на всю жизнь. Я провел там только полтора года, но вся моя жизнь — до конца дней — отныне делится на “до” и “после”. Иначе и быть не может. Можно забыть телесную рану, но если уязвлена душа, то боль не проходит. Она лишь уходит в глубину.
4. В тесноте и обиде. Советская тюрьма — это прежде всего теснота. Сугубо ограничено жизненное пространство. Конечно, это вытекает из самой функции тюрьмы: она по необходимости изолирует, отсекает от мира, ограждает, ограничивает каменными стенами. Но в стране коммуналок и клетушек, в стране, где и на воле-то жилплощадь на душу населения измеряется не комнатами, а квадратными метрами и их долями, тюремная теснота — это уже нечто плотное и твердое. Она ощутимо сковывает, давит, становится дополнительной тяготой. Шпротам в банке легче: они мертвые.
Больше всего тюремная камера — и по размеру, и по скудости обстановки — напоминает уборную в коммунальной квартире. С тем лишь дополнением, что все жильцы зашли в нее одновременно и остались в ней жить. Сходство усилено наличием унитаза и тем, что на унитазе постоянно кто-то сидит, только сиденье не деревянное (или пластмассовое), а самодельное — сшитое из тряпок.
Воспоминания о тюрьме одноцветны, потому что там все серое — стены, одежда, лица. Нет зелени растений, нет голубого неба, нет овощей и фруктов. А насчет одежды прямо указано: одежда должна быть серой или темной. В приговорах не предписано лишать цветности — это администрация от себя. Помню, после долгих месяцев заточения распахнулась дверь и в сопровождении офицеров в камеру вошел с какой-то инспекцией тюремный генерал. Господи, как ярко! — с красными лампасами, красным околышем фуражки, с золотым шитьем на погонах и кокарде, с пестрыми полосами орденских планок. Стало больно глазам, но и радостно — столько цвета!