Ураков, был полностью лишен чувства юмора, о чем можно судить, в частности, по таким фактам. Во ВНИИ ПМ на должности начальника отдела кадров в то время был отставник, некий Глухов, которого за иезуитский характер ненавидели все. Однажды на доске объявлений появился приказ за подписью Начальника Организации п/я А-1063 о выговоре и лишении премии Глухова за грубость и некомпетентность. Радость была всеобщая. Одновременно появилось распоряжение Уракова: всем живущим в наших домах в Серпухове сдать ключи и явиться за получением ордеров на квартиры в Оболенске. Естественно, начались многочисленные звонки к директору с протестами по этому поводу (жить в Серпухове было тогда значительно легче, чем в Оболенске. да и сообщение с Москвой было лучше). Но вскоре выяснилось, что обе бумаги были первоапрельской шуткой. Директор приказал немедленно их сорвать, а сам факт их появления назвал "политической диверсией". Началось расследование. В числе зачинщиков этой шутки оказался один из моих аспирантов, которому Ураков долго не мог этого простить и чуть не сорвал ему защиту диссертации.
Для более полной характеристики Уракова уместно привести несколько любимых им выражений: "Владеть обстановкой", "Карать беспощадно", "Жечь каленым железом", "Передислоцироваться", "Наказание неотвратимо". Если же у него было хорошее настроение, то прежде чем подписать какую-нибудь бумагу, он спрашивал: "Пороки есть?".
Для Уракова очень подходят слова А. С. Пушкина: "В столице он — капрал, в Чугуеве — Нерон".
Кража
Ni foi, ni loi.
Ни стыда, ни совести — (франц.).
В конце 1984 года в Оболенске появился еще один заместитель но научной работе — полковник В. С. Тарумов, из Свердловского института МО, того самого, с которым связывают возникновение в этом городе крупнейшей вспышки сибирской язвы (тогда погибло около 70 человек). Правда, военные официально отрицают свою причастность к этой трагедии, хотя в частных разговорах многие из них настаивают на обратном. Чтобы не подвести кого-то, не назову фамилии людей, попавших в Оболенск, которые рассказывали, в частности, что во время вспышки в Свердловске военные ходили по домам пострадавших и под видом врачей изымали свидетельства о смерти, якобы для "уточнения диагноза". Как ни странно, но причастность военного НИИ к вспышке сибирской язвы в Свердловске по-прежнему отрицает и Бургасов, который руководил там всеми расследованиями. Бургасов продолжает настаивать на её завозном характере! Что это? Чувство "локтя", результат кастовости или преданность идеалам рухнувшего строя, взрастившего его? Или это нежелание публично признаться в преднамеренной, а может быть и в вынужденной, лжи?
Незадолго до Тарумова во ВНИИ ПМ перевели еще одного "специалиста" из того же института, некого Анисимова, которого Ураков представил нам как крупнейшего знатока туляремии.
На одном из совещаний, когда в очередной раз разгорелись споры по поводу моих штаммов, Тарумов вдруг заявил, что не видит смысла в моей работе, поскольку нужный штамм в Свердловске уже есть и следует только попросить, чтобы его нам передали. Заявление Тарумова у нас вызывало недоумение: если так, то зачем же было "ломать копья" в Оболенске, тратя на дублирование работ столько сил и средств? Иначе отреагировал директор, тут же объявивший свою "волю": передать все дальнейшие работы по получению штамма Тарумову и Анисимову как более опытным специалистам, которые "сумеют быстро воспроизвести Свердловские результаты". Тогда же и весь отдел туляремии, вскоре разместившийся в новом корпусе, был поставлен под начало Анисимова. У меня же осталось всего нескольких ближайших помощников. Замечу, что решение Уракова не вызвало тогда восторга даже у многих сотрудников Организации п/я А-1063, включая его начальника, но дальше сочувствия мне дело не пошло; никто из них с Ураковым из-за этого спорить не стал.
Тут надо сделать небольшое отступление, без которого будет трудно понять ход дальнейших событий.
К концу 1984 года с помощью различных ухищрений нам удалось наконец получить два штамма с нужными свойствами и хотя у каждого из них были недостатки, на одном из НТС было даже заявлено, что "задание выполнено, хотя и не в полном объеме". В связи с этим один из штаммов решили пустить в дальнейшую работу и провести испытание соответствующего препарата, но это была уже область, в которой по-настоящему разбирались только Ураков и Тарумов. Испытания пошли и наметился определенный успех. Однако тут же выявились новые недостатки, которых я предвидеть не мог. Именно это и послужило непосредственной причиной того решения. Уракова о переподчинении, о котором говорилось выше.