– Я поняла, и уже почти привыкла носить платья. Они удобные и свободные. Папа сказал, что для меня это теперь сама правильная одежда. Сейчас я это понимаю.
– Ладно Валюша, давай забудем горести и попробуем найти в жизни нечто радостное. К примеру, вон смотри, вон тот куст очень похож на зайца со стоящими ушами.
– И вправду похож, а вон на крыше веранды сорока сидит и смотрит на нас с вами. Папа говорит, что они вечно высматривают у людей всякие блестящие вещи и стараются утащить их себе в гнездо. У этой сороки наверно немало утащенного припрятано.
– Ты права Валечка, есть за ними такой грешок. А ты со скакалкой прыгать любишь? Мне в детстве прыгать очень нравилось. Сейчас наверно не получится, прыгучесть потеряла.
– Скакалка? Скакалка есть, я за этот год, что снова живу с папой, со скуки натренировалась. Хотите, покажу?
– Давай. А я посмотрю на тебя и своё детство вспомню.
Пока Валентина прыгала вокруг Виталии, та действительно вспомнила свои прогулки с мамой в чужие дворы. Там она наряженная в платье играла с незнакомыми девочками в песочнице, прыгала через скакалку, и мир вокруг её всегда имел радостную палитру. И почему же взрослея, мы так меняемся? Становимся нетерпимы в отношениях, к чужим проблемам поворачиваемся спиной, злимся на людей видя, что кто-то отличается от нас. А ведь останься она пародией мужчины, насколько сложна и возможно страшна была бы её жизнь. А уж отравлять её люди друг другу умеют. Тьфу, тьфу чтоб не сглазить.
Глава 7
– Так, так, – раздался позади мужской голос. Между прочим, довольно приятный, и почти бархатный.
– Валя, я же просил тебя сидеть на скамейке у пристани и ожидать меня. А ты с незнакомой мне красивой женщиной взяла и отправилась в дальний путь незнамо куда. Нельзя так.
Девочка понурилась и ожидая нагоняя, замерла. Улыбка на её лице погасла, Виталия решила принять огонь на себя. Тем более не стала говорить, что Валя забиралась в лодку. Пусть это будет наша с ней тайна.
– Виталия Дрозд, – протянула я руку строгому отцу. – Сержант постовой службы. Первый день в отпуске. Вот выбралась осмотреться и повстречала вашу Валю. Я прошу вас простить дочку. Это я, пытаясь развести серые тучи её настроения, предложила ей прогуляться вокруг пруда. Пожалуйста извините её.
– Хорошо, я больше не сержусь. Ёжик мой выше нос. Дел у меня вроде более не предвидится, а потому я готов продолжить прогулку вместе с вами дамы. Представляюсь.
Иван Петрович Мишкин. Чин чуть выше среднего, да тут это и не так важно. Вся моя семья это я и Валя. Итак, что вы тут обсуждали, или рассказывали?
– Ваша Валя показала как замечательно она умеет прыгать через скакалку, а я глядя на неё вспомнила себя в её годы. Это было прекрасное время, счастливое. И им я обязана своим родителям. Они меня понимали.
– Вы правы Виталия, понимание забот и проблем детей это дорогого стоит. Может, расскажете нам с Валюшей о себе?
– А почему бы и нет? Я москвичка, родилась двадцать два года назад, так что особа я молодая. Садик, школа и война. В восемнадцать пошла в военкомат и стала дорожной регулировщицей. Есть награды и ранения. Мама погибла в середине войны, бомба. Папа погиб буквально за день до победы и практически у меня на глазах. Группа эсэсовцев пробивалась на территорию союзников, и папа вместе со всем штабом вышел отразить прорыв. Мы всю войну только переписывались, а тут были рядом и не встретились. Я убила немца, что застрелил отца, уже после того как он поднял руки. Убила и не жалею! В нашей бывшей квартире уже живут люди, большая семья, и у меня не хватило духу придти и сказать, уходите куда хотите, тут снова буду жить я. Не смогла. А потому пошла в регулировщицы. Работа мне нравится, крыша над головой есть, что ещё нужно, чтобы жить и радоваться, что уцелела в такой мясорубке.
– М-да и по вам война катком не слабо прошла. У меня не лучше. Я в милиции всю жизнь, мне приказали забрать архивы и вывезти и я ушёл, жена же с маленьким сыном попала в оккупацию. Только через полтора года мне разрешили пойти на фронт. Уже когда мы погнали немцев, фашисты собрали гражданское население, всех до кого смогли дотянуться и погрузив в вагоны прямо вместе с детьми отправили в Германию. Я когда узнал, чуть умом не тронулся. Приказал своему танковому батальону в плен никого не брать. И вот за три дня до конца войны, выбив немцев из одного фольварка стали осматриваться, и в одном из сараев нашли наших пленных женщин. Одна из них посмотрела на меня вдруг достала и показала мне старое фото, где стою я, и жена с сыном на руках. Она рассказала мне, что мою жену убили. Убили за то, что она не отдавала хозяйке своего сына. Этой фашисткой сволочи захотелось сделать подарок своему мужу. Тому очень нравились мальчики, дети от пяти до десяти лет. Он наряжал их в девочек и потом насиловал. Вот.