Гетман стоял у своего шатра и исподлобья глядел на королевские войска. Потом взял подзорную трубу и долго всматривался в шеренги врагов. Он приказал полковникам первыми не начинать боя.
Я был близко от гетмана и внимательно следил за каждым его словом и движением. Еще вчера из его слов я узнал, что битва будет страшная. Сердце мое содрогалось. Не от страха, а от ожидания чего-то неизбежного. Казалось, я предчувствовал позор, который падет на наши головы...
Войско наше находилось на правом крыле. На левом, почти в миле от нас, стоял хан с ордой. Далеко виден был ханский белый шатер.
Вскоре обе армии двинулись навстречу друг другу. Королевские войска остановились перед последним полковым редутом. Гетман велел свой табор вывести на возвышенность, имея намерение оттуда лавой бросить конницу на врагов. Но приказа о выступлении не давал. Только отдельные всадники выезжали на середину поля и вызывали польских гусаров на поединок, но никто из них не отзывался.
Стояли в суровом молчании. Уже солнце прошло через зенит, а боя никто не начинал. Так продолжалось с утра до третьего часу дня. Подобно туго натянутой тетиве лука были оба войска. Наконец, зазвучали вражеские трубы там, где стояли хоругви князя Еремы Вишневецкого. Он повел свои полки на татар. Тогда гетман тоже приказал трубить. Как далее повествовать мне, если меча не держал я в руках?
Поляки всеми пушками ударили по татарскому табору, и там сразу началась страшная резня. Казаки Богуна рвались к пушкам врага, но за окопами выстроилась иноземная пехота и отбивала все наскоки. Тогда Богун велел казакам спешиться, сам сошел с коня, и мы увидели, как храбрый полковник повел своих казаков на штурм. Скоро мы услыхали благословенный крик: <Слава!> и увидели на холме, где стояли пушки, Богуново малиновое знамя. Но в этот миг произошло страшнейшее: татары обратились в бегство. Поляки начали обходить наш табор с обеих сторон. Гетман вскочил на коня и кинулся в полк Громыки. Мы скакали за ним. Мне казалось, что не конь несет меня, а ветер, я крепко сжимал в руках саблю, озирался по сторонам. Гетман врезался в казацкие ряды, которые уже начали подаваться под натиском гусаров, он схватил за плечо какого-то казака и крикнул ему:
- Что, панов испугался? Поворачивай за мной!
В этот миг нас нагнал Выговский.
- Хан бежит! Измена! Гетман, надо выкинуть белый флаг! - крикнул он.
Гетман круто осадил коня и замахнулся саблей на Выговского. Писарь заслонил лицо локтем. Мне казалось, у гетмана глаза выскочат из орбит. Он бешено погнал коня к своему шатру. Перед шатром стояли Богун, Джелалий, Гладкий, Капуста, Мужиловский. Гетман, не слезая с коня, сказал полковникам:
- Хан предал, надо любой ценой остановить его.
- Никому это не удастся, только тебе одному, гетман, - ответил Выговский.
Полковники молчали. Тогда гетман приказал оставаться старшим над войском Джелалию, а Выговскому, есаулу Лисовцу и мне - ехать с ним к хану.
С той минуты, как попали мы в ханский табор, который нагнали только под Ямполем, начинается самое страшное.
И ю н ь, д е н ь ч и с л о м д в а д ц а т ь в т о р о й. Сегодня гетман приказал мне и есаулу быть при нем в шатре. Вокруг стоят аскеры с обнаженными мечами. В шатре, кроме гетмана, Выговский и джура Иванко. Три раза в день ханские аскеры приносят еду. Гетман сидит на кошме, скрестив ноги, и молчит. Я не видел за весь день, чтобы он что-нибудь поел или выпил. Щеки его ввалились, и под глазами как будто кто-то вымазал сажей. Он без шапки, седина густо осеребрила его голову. У нас у всех, даже у Выговского, отобрали оружие, только гетману оставили саблю. Выговский лежит в стороне и украдкой наблюдает за гетманом. Я это записываю у них на глазах. Есаул насмешливо говорит мне:
- Чего царапаешь? Все равно ханские аскеры сварят из тебя и из твоей писанины юшку.
Может быть, есаул прав. Внезапно гетман, словно пробудясь от тяжкого сна, сказал Выговскому:
- А все ты, писарь, все твой разум шляхетский. Не надо было мне ездить сюда, не надо.
И ю н ь, д е н ь ч и с л о м д в а д ц а т ь т р е т и й. Пришел мурза Карач-бей, позвал к визирю Выговского. Гетман запретил Выговскому ходить и велел сказать визирю:
- Когда здесь гетман, зачем говорить с писарем?
И ю н ь, д е н ь ч и с л о м д в а д ц а т ь ч е т в е р т ы й. Вчера вечером гетмана пригласили к хану. Гетман велел писарю, есаулу и мне итти с ним. Визирь, придя за гетманом, не хотел пускать меня и есаула, но гетман сказал с укором, что никто не может запретить ему назначать, кому быть при его особе. Визирь покачал головой, но больше не спорил. В третий раз видел я вчера хана.
Гетман укорял хана, говорил, что хан нарушил договор и приказ султана. Зачем оставил поле битвы? Почему предал казаков? Хан разгневался, вскочил, замахал кулаками, кричал, что гетман обманул его, утаил, как велико польское войско. Потом сказал, что король и сенаторы обещали ему уплатить дань и говорили: если хан выдаст им гетмана, то получит за это большие деньги. Гетман побледнел. У меня сердце застыло. Выходит, правда, что хан может так постыдно предать гетмана? Мы все ждали, что ответит гетман. Помолчав, он решительно, с дивным спокойствием в мужественном голосе своем, сказал хану:
- Если думаешь отдать меня в руки панов и короля Яна-Казимира - на то твоя воля. Вижу я, что задержал ты меня тут как пленника и как с пленником обходишься. Скажу одно - ты нарушил присягу и клятву свою, которую давал мне в прошлом году на коране. Сколько раз король и послы его звали меня итти на Крым, но я от клятвы своей не отступился и тебе не изменил, хотя ты хорошо знаешь, какой урон могут нанести мои казаки... Хочешь выдать меня королю - что ж, предавай до конца, но знай: войско мое за это тебе отомстит. Всей орде мстить будет, и не год, не два... Подумай о сем, хан.
После таких слов хан молчал несколько минут. В шатре было тихо. Никто не произнес ни слова. Все мы ожидали, что хан скажет. И вот хан ласково улыбнулся, подошел к гетману, положил ему руку на плечо (для этого должен был привстать на цыпочки). Усмехаясь, сказал:
- Я пошутил, брат мой, хотя это правда, что за твою голову канцлер и король дают мне много золота. Но знай - клятвы я не нарушу...
- Отпусти меня отсюда, - сказал гетман.
- Ехать тебе еще опасно, вокруг шныряют польские отряды, а охраны дать тебе не могу... - ответил хан.
После того всех нас выслали из ханского шатра. Остались только гетман, Выговский и визирь. Мы все сидели в гетманском шатре и ждали.
Поздно ночью воротились гетман и Выговский. Я хотел спросить, что будет дальше, но гетман не притронулся даже к еде, а, сбросив кунтуш, сразу лег на ковер.
И ю н ь, д е н ь ч и с л о м д в а д ц а т ь ш е с т о й. Нынче поутру произошло важное событие. В табор хана прибыли Лаврин Капуста и Иван Золотаренко, а с ними пятьсот конников из гетманского полка. Сначала была радость великая, но вскоре эта радость растаяла, как снег на весеннем солнце. Гетман только поглядел на Капусту и, схватившись руками за голову, сказал:
- Все.
Так мы узнали о страшной беде, постигшей наше войско под Берестечком. В тот же день хан отпустил нас. Он сам провожал гетмана из табора, и почти до самой Паволочи с нами ехало шесть мурз и пятьсот ханских сейманов. Перед Паволочью Капуста отпустил их, сказав, что люди так злы на татар, что он не ручается за их жизнь. Тогда мурзы и сейманы быстро поворотили назад.
Гетман всю дорогу беседовал с Капустой и Золотаренком. Я расслышал только несколько слов:
- Придется начинать все сначала, все сначала...
Из рассказа Золотаренка узнали мы, что королевская армия, после бегства татар с поля битвы, окружила наше войско и стала требовать, чтобы оно сдалось на милость короля. Но Джелалий и Богун парламентеров с этим постыдным предложением отослали, и бой начался снова. Наши полки со всех сторон окружены стотысячным войском короля, но, стоя под огнем полутора сотен пушек, мужественно отбивают все атаки.
Да поможет им бог!
И ю л ь, д е н ь ч и с л о м т р е т и й. Сегодня в Паволочь прибыли Гладкий, Громыка, Глух и Джелалий. Печальную весть привезли эти рыцари гетману. С великими потерями прорвало наше войско окружение и вырвалось из вражеского кольца. Капуста спрашивал: не знают ли они, где сотник Малюга? Но никто на это ответа не дал, Джелалий только сказал, что видел, как Малюга с саблей в руке кинулся вслед за Богуном на польских драгун во время атаки... Сие, видимо, сильно опечалило Капусту.