- Сами оружие не кинут, - отозвался Лаврин Капуста.
- И то верно, - подхватил гетман. - Полкам дать отдых. Мыслю я всю Украину на полки разбить. Подать на обывателей наложить, чтобы своими средствами содержали те полки.
- Уведомляют из Варшавы: канцлер Оссолинский в предстоящих переговорах будет настаивать на реестре в десять тысяч, имей это в виду, Богдан.
Выговский развел руками.
- Десять тысяч! Слыхал, Лаврин? Не бывать такому. И если с этим королевские послы в Переяслав приехали, пусть возвращаются... Деньги нам, браты, нужны дозарезу. Деньги. Одним чиншем да податями не обойдемся. Если бы где в долг взять.
- Может, митрополит из своих одолжит?
Неясно было - шутит Лаврин Капуста или действительно советует обратиться к Коссову.
- У него дождешься, - отмахнулся Хмельницкий. - Погоди, пройдет время, еще у нас потребует, чтобы возместили ему убытки за войну...
- Мыслю, с митрополитом в согласии жить - польза немалая.
Отношения с Коссовым - больное место гетмана, и Выговский умело задел его. Видел, как перекосилось лицо Богдана. Чувствовал, что восстанавливает против себя Богдана, но не мог отказать себе в удовольствии сделать это замечание.
Генерального писаря раздражало все: и то, что так широко начал шагать гетман, и то, что одним мановением руки отодвинул его в сторону, поставил ниже Капусты и Мужиловского. А где все они были, когда только все начиналось? Под Желтыми Водами кто подсказал гетману, как лучше действовать? Не Капуста. И не Мужиловский, - тот отсиживался в своей усадьбе, читал латинские книги, умащал усы благовониями...
Выговский знал: Коссов все сделает, лишь бы свалить Хмельницкого. Вчера ночью был у него. Генеральный писарь припомнил беседу с Коссовым и как-то сразу успокоился. Митрополит, судя по всему, человек дальновидный. В свое время можно будет на него опереться. Ведь вот, хотел или не хотел Богдан, а все же это он, митрополит, так расставил западни, что не угодить в них гетман был не в силах. Небось, подписал все универсалы... - И, чтобы показать независимость свою, свободное обхождение с гетманом, генеральный писарь сказал с усмешкой:
- Замешкались мы тут, гетман, а пани Елена уже не знает, что и подумать там, в Чигирине.
Хмельницкий встрепенулся. Пристально посмотрел на Выговского. Решил: правда, пора в Чигирин. Перед глазами возникло лицо Елены.
...Смеркалось. Есаул Лисовец стоял на крыльце. Рядом Пшеничный держал в руках гетманские универсалы. Лисовец скороговоркой объявлял:
- Монастырю Флора и Лавра гетманский универсал на послушенство.
Подошел монах, протянул руку. Пшеничный ткнул ему универсал. Лисовец вызывал дальше:
- Шляхтичу Себастиану Снятинскому универсал гетмана о неприкосновенности особы...
Поодаль толпились любопытные.
- Что раздают? - спросил кто-то сзади.
Ему насмешливо ответили из толпы:
- Землю.
Спрашивавший стал пробираться поближе. В толпе смеялись. Потом замолчали, слушали внимательно.
- Шляхтичу Сигизмунду Красовскому универсал гетмана про послушенство.
- Мещанину Федору Ткачуку универсал гетмана про послушенство...
Брали гетманские универсалы, прятали глубоко за пазуху, торопливо протискивались через толпу, пряча глаза, точно несли краденое.
- Не бойтесь, не отберем! - сказал кто-то.
- Отберем! - возразил казак в жупане.
Уже совсем стемнело, когда есаул Лисовец закончил раздачу универсалов.
На рассвете гетман, в сопровождении четырех сотен казаков, выехал в Чигирин.
5
Канцлер Оссолинский собрал в своем дворце, как он сам шутливо выражался, маленький сейм. Обещал королю уломать спесивую шляхту. Шла речь об объединении всех военных сил под одной рукой.
В просторном, большом кабинете канцлера жарко. За окнами снег, а здесь в бочках зеленеют лимоны, и нежные цветы в низеньких горшочках удивленно глядят сквозь высокие венецианские окна на покрытые снегом газоны парка. За круглым черного дерева столом сидели: маленький желчный князь Иеремия Вишневецкий, пышноусый Станислав Потоцкий, князь Доминик Заславский, князь Четвертинский, Конецпольский и бледный, усталый киевский воевода Адам Кисель, единственный православный сенатор среди присутствовавших. Чуть поодаль, на мягкой софе, прислонившись к стене, завешенной персидским ковром, сидели маршалок короля Тикоцинский и подскарбий краковский - Займовский. Говорил Оссолинский. Отставив мизинец с перстнем, сверкающим бриллиантами, канцлер указательным пальцем чертил на карте.
- Над Днепром должно стать коронное войско. Ведомо нам, что самозванный гетман из-под Замостья демонстративно выехал в Киев. Там пребывает сейчас иерусалимский патриарх Паисий, направляющийся в Москву. Надеюсь, что в недалеком будущем смогу знать, о чем говорено между самозванцем и патриархом. В Киеве имеем людей надежных, и при самом Хмельницком есть наши люди. Но речь не о том. Король просил нас сообща обсудить, какими мерами пресечь смуту и покарать бунтовщиков, чтобы чернь впредь не бунтовала и панство могло воротиться в маетности свои. Не будем закрывать глаза - бог покарал нас, и изменнику Хмельницкому повезло. Овладел он, как видите, панове, всей Украиной. Надо сказать правду - и в коронных землях чернь неспокойна. Темные люди читают среди хлопов универсалы Хмеля, зовут подыматься против шляхты, обещают, что Хмель придет им на помощь.
Иеремия Вишневецкий нетерпеливо пожал плечами. Не выдержал.
- Вешать надо было, на кол сажать тех хлопов, а вы с ними цацкались, пан канцлер.
Оссолинский побледнел. С Вишневецким спорить было опасно. Примирительно сказал:
- Все мы по-христиански относились к черни, но на ласку нашу ответила она изменой и коварством. Взглянем правде в глаза, без прикрас. Теперь под булавой Хмеля сто тысяч...
- Сто тысяч быдла, - презрительно вставил Вишневецкий.
- Но пришлось вам из-под Лубен от того быдла бежать, - кольнул своего врага Потоцкий, не забывший давних обид, причиненных ему надменным князем Вишневецким. И, распалившись, уже не удержался, чтобы не добавить:
- Много воли дали мы хлопам. Приблизили их к себе. Пустили в семью шляхетную, богом избранную, схизматиков. За золото они приобрели шляхетство, а в сердце таят ненависть к нам.
Все поняли: Потоцкий намекает на Вишневецкого, которому многие из высокой шляхты рады были напомнить о его прадеде - знаменитом когда-то Байде Вишневецком, прославившемся своим мужеством и отвагой в борьбе за свободу Украины. А потомок его, ополяченный князь Иеремия Вишневецкий, лютой ненавистью ненавидел былых своих единоверцев.
Адам Кисель съежился. Выходило, что Потоцкий намекал и на него. Но тот дружески обратился к нему:
- Прошу пана сенатора не обижаться. Всем нам ведомы заслуги пана сенатора перед Речью Посполитою, и того король и Речь Посполитая пану сенатору не забудут. Хотя пан сенатор по происхождению украинец, но душою чистый поляк...
Адам Кисель благодарно склонил голову. Вишневецкий стиснул кулаки. Слышно было, как он нервно постукивал ногой под столом. Оссолинский вытер шелковым платком влажный лоб. Поправил пышное жабо. Воспользовавшись наступившим молчанием, сказал:
- Прошу, панове, минуту внимания. Его величество король... Оссолинский поднялся, нехотя начали вставать со своих мест и сенаторы, поручил мне передать вельможному панству, что вскоре выдаст новый виц на посполитое рушение и сам станет во главе войска коронного, дабы уничтожить моровую язву - Хмеля и хмелят. Но прежде должны мы снарядить высокое посольство к Хмельницкому, и во главе его поедет пан сенатор Адам Кисель. Надеемся, что он, как человек одной веры с тем бунтовщиком, легче сможет усовестить его. Может быть, пану Адаму Киселю удастся уговорить того схизмата покориться королю, распустить свою шайку, оставив, на первых порах, скажем, десять тысяч реестрового казачества. Надо пустить ему пыль в глаза подарками, а мы сами пока будем готовиться к походу и соединим все наши силы под одной рукой...
- Нечего цацкаться, - начал князь Доминик Заславский, когда все сели на свои места, выслушав канцлера. - Не стоит пес того. Моя мысль - немедля перейти Случь коронным войском, с ханом заключить договор...