- Иди, умойся с дороги, Богдан.
Вот он в смежной комнате будет плескаться водой, что-то кричать ей, и пока он там будет умываться, она разольет по кубкам ароматную мальвазию. Он вернется, сядет на постель рядом с нею, она подаст ему кубок, потом они выпьют, потом он будет целовать ее, потом...
И в этот миг ужас надвигается на нее. Она в страхе закрывает глаза, ибо видит перед собой глаза Богдана и в этих глазах горит зловещий огонь. Больших усилий стоит Елене возвратить себе спокойствие, хотя бы недолгое, шаткое, но все же спокойствие. Сама не замечая того, она засыпает, побежденная усталостью, но сон ее беспокоен, и она время от времени стонет и вскрикивает.
Сквозь сон слышит Елена чьи-то шаги, голоса, и не сразу открывает глаза.
Вот сейчас он наклонится над ней и она протянет к нему обнаженные руки...
Взглянув, она немеет от страшной догадки, хочет закричать, но только безмолвно открывает рот, - крик застрял где-то в груди.
У постели стоит Лаврин Капуста, а на пороге казаки с пистолями в руках.
...Спустя день после того, как отвезли в крепость жену гетмана, ночной дозор, объезжая город, нашел в овраге за восточными воротами труп. Один из дозорных, подсвечивая факелом, наклонился над убитым и присвистнул от удивления:
- Эге, хлопцы, да то ж гетманский казначей!
Есаул приказал доставить убитого в курень.
Чуть свет есаул поспешил в гетманскую канцелярию.
- Беда, пан полковник, - доложил он Капусте, - ночью нашли убитым гетманского казначея.
Впервые за много дней Капуста растерялся. Почувствовал: что-то важное выскользнуло у него из рук. Поехал в курень, поглядел на мертвого Крайза, - тот лежал на земле, накрытый рядном. Есаул откинул рядно, указал пальцем:
- Видите, стреляли ему в затылок. Злое умышление, как на ладони.
Возвращаясь в канцелярию, Капуста остановил коня у дома Выговского. Псы рычали на цепях. Слуга, выглянув в калитку, бросился отворять. На крыльце стоял сам хозяин, приветливо улыбаясь.
- А я только с хутора вернулся, - заговорил Выговский, - писцы оповестили, что ты прибыл.
Пропустил Капусту вперед. Прошли через длинные сени, Выговский откинул тяжелую бархатную завесу, впустил гостя в большую залу. На парчовой скатерти, покрывавшей стол до самого пола, играли лучи солнца.
- Не слыхал еще новостей наших? - спросил Капуста, скользнув взглядом по картинам, развешанным на стенах.
- Про гетманшу слыхал, - спокойно ответил Выговский и спросил: Поснедаем?
Он дважды хлопнул в ладони, и на пороге вырос джура:
- Подать сюда горелки! Может, ты вино будешь пить?
Капуста безразлично пожал плечами.
- Вина! - приказал Выговский. - Вот тебе и гетманша! Что же там сталось? - спросил, щуря глаз, словно ему мешал солнечный свет. Но солнце как раз светило в глаза Капусте, и Капуста отметил про себя, что спокойствие хозяина деланное.
Закуривая трубку, Капуста проговорил:
- Пани гетманова, видать, плохо кончит, Иван. Дорога у нее одна - на виселицу.
- А на вид смирная была, - покачал головой Выговский. - Никогда бы не подумал, что на худое способна. Вот негодница! А как же гетман? Что он?
- Приказал взять под стражу и учинить розыск.
Выговский не сказал на это ни слова, разглядывал ровно подстриженные ногти. Он хорошо знал, что значит <учинить розыск>...
Джура внес кушанья. Поставил вино, пододвинул тарелки, вилки и вышел. Выговский положил Капусте на тарелку колбасы, налил вина. Подняв кубок и заглядывая в него, Капуста сказал:
- Собиралась подсыпать гетману отравы в вино...
- А, чтоб тебя! - развел руками Выговский. - Говоришь так, словно и я собираюсь с тобой такое сделать. Давай, Лаврин, поменяемся кубками.
- Что ж, давай, - согласился Капуста.
Они обменялись кубками. Выговский засмеялся. Нехотя жевал жареную колбасу, краем глаза ловил выражение лица Капусты. Кто его знает, что у него там на душе, что в мыслях? Если бы на то воля генерального писаря, то сперва надо было бы спровадить в пекло Капусту, а уж потом... Его мысль прервали слова Капусты:
- Недалеко видят паны из Варшавы да ихние иезуиты. Смотрели бы лучше у себя дома...
Выговский тихо спросил:
- А как же ты дознался об этом, Лаврин?
- Добрые люди предупредили, Иван.
Ковыряя вилкой колбасу, Выговский возмущался:
- В какое время задумали! А?! Ты понимаешь, Лаврин? Перед самым походом. Хитро задумали, хитро.
- Крайза нашли нынче в яме, за восточными воротами, - вдруг сказал Капуста, поглядев в глаза Выговскому. - Убит выстрелом в затылок.
Выговский откинулся на спинку кресла. Тоненько звякнул вилкой по тарелке.
- Крайза? - переспросил глухим голосом.
- Его.
- Что ты нынче, Лаврин, все меня такими новостями угощаешь?
- Каждую новость понять можно. Терпение и настойчивость. Лучшего способа для этого и не ищи.
- Мне этот совет ни к чему, эти дела не сведаю. Вот дай мне универсал какой-нибудь написать или там грамоту панам сенаторам, так, чтобы у них под ребрами зачесалось, - это сделаю и сделаю как надо.
- Пойду, Иван.
- Что ж так торопишься, Лаврин? Не поел, не отдохнул, наговорил такого, что голова кругом пошла, и бросаешь одного? Я тут один, без вас, закрутился. Гетман когда будет?
- Приказал тебе в Корсунь ехать. А когда сам сюда - неизвестно. Бывай здоров.
Снова, как учтивый хозяин, генеральный писарь пропустил вперед Капусту, откинув завесу, чтобы гостю удобнее было пройти. Бросив через плечо взгляд на Выговского, Капуста сказал:
- Понимаешь - вот сюда, - задержался на пороге, тронув себя за затылок. - Вот так сзади, как, к примеру, я иду, а ты меня сзади. А?
Уловил в глазах Выговского испуганный огонек и, подняв голову, быстрыми шагами пошел через сени. За спиной услышал:
- Вижу, Лаврин, у тебя голова кругом идет от этих дел беспокойных, затуманилась...
- Нет, Иван, туман развеется, - и Капуста указал рукой на луга, видные с крыльца Писарева дома.
Над лугами расплывался, таял под утренним солнцем туман. Пар поднимался над землей.
...Выговский еще долго стоял на крыльце, опершись локтями о перила, устремив задумчивый взгляд в сизую даль. На джуру, который напомнил про завтрак, прикрикнул так, что того будто ветром смело в сени. Всердцах стуча каблуками по полу, возвратился в дом. Что это за посещение и что это за беседа? Неужели сболтнула что-нибудь на допросе эта проклятая баба? А что могла сболтнуть? Что она знает? А может быть, ксендз... Может быть, он ей... Нет, это невозможно. Крайз - тот знал, много знал. Что ж, Крайза нет. Крайз будет молчать. Как сказал Капуста: в затылок.
От одного угла горницы до другого десять шагов. Как долго можно мерить шагами это короткое расстояние? Выговский, ни на минуту не останавливаясь, шагает из угла в угол. Джуре, со страхом заглянувшему в горницу, приходит на память волк в клетке, которого осенью на ярмарке показывали цыгане. Вот точно так же ходил он из угла в угол, желтыми глазами, полными злобы, сверлил людей, теснившихся возле клетки.
Долговязый, коротко остриженный пан писарь, у которого волосы на голове торчат, точно волчья шерсть, в самом деле напоминает джуре волка.
Джура сидит в сенях на низенькой скамейке, обняв колени руками, удивленный и напуганный тем, что уловил сходство между волком и своим паном.
...В тот же вечер в корчме чигиринский пьянчуга Пилип, загадочно подмигивая двум подгулявшим казакам, шептал им на ухо:
- Казначея гетманского в потылицу - чвирк... Ночь темная, она не выдаст.
И дальше сказал пьянчуга Пилип такое, что казаки от его слов сразу протрезвились. Пригрозили ему виселицей и прогнали от себя, а Пилип подсаживался к другим в корчме, плел языком, что видел своими глазами, возвращаясь прошлой ночью с хутора Каменного, как возле яра за городом остановилась повозка и оттуда выбросили, словно мешок, человека. Повозка бешено помчалась дальше и, если бы Пилип не кинулся опрометью в кусты, наехала бы на него. Он может присягнуть, что то была повозка пана генерального писаря, - кто же не знает в Чигирине кованых, крепких повозок пана Выговского, сделанных где-то в заморских краях...