— Нет, благодарю покорно на ласке.
— Ты не благодари, пока не угостили. Сгинь!
— Мне гетмана повидать беспременно надо, — вел свое Пивторакожуха и с досадой вздохнул, — Ты вот погляди, что покажу тебе, есаул…
Запустил за пазуху руку, вытащил что-то завернутое в коленкор и начал разворачивать.
Лученко, заинтересованный, замолчал. Что за диво такое покажет этот Пивторакожуха? Ожидать долго не пришлось, и есаул увидел в руке Пивторакожуха длинный пистоль, серебрившийся в тусклом зимнем свете ясным узором инкрустаций.
В этот миг отворилась дверь, и на пороге появился гетман, гневно закричавший есаулу:
— Где слоняешься, аспид? Не докличешься… — и замолчал, увидав перед собой человека, который повернулся к нему с пистолем, направленным ему прямо в грудь.
Пивторакожуха замер, неожиданно увидев перед собой гетмана.
Лученко метнулся вперед и, заслонив собою гетмана, метким ударом кулака выбил из рук Пивторакожуха пистоль, схватив самого его за грудки.
— Ты что? — прохрипел злобно Лученко и, свирепея от одной только мысли, что могло случиться, оттолкнул Пивторакожуха, — Тебя кто, иезуиты подослали?
Видно было по всему, что Пивторакожуха не очень испугался есауловских кулаков.
— Господи, — охнул он, — попортил пистоль, пан есаул!
— Постой, я ще тебе твою голову поганую попорчу! — пообещал Лученко, загнав Пивторакожуха в угол за печью. — Стража! — заорал он, озабоченно поглядывая на Хмельницкого; тот, скрестив руки на груди, стоял неподвижно посреди горницы и, насупив брови, разглядывал пистоль на полу.
Лученко покрылся холодным потом. Только в эту минуту он по-настоящему понял, какая страшная беда могла произойти на его глазах.
Распахнув дверь, появились караульные казаки.
— Не надо, — спокойно приказал гетман, не поворачивая к ним головы. — Ступайте!
Лученко только рот разинул. Как это так, не надо? А может, у того харцызяки за пазухой еще нож с отравленным лезвием?
Гетман медленно нагнулся и поднял пистоль. Подкинув на ладони, точно пробуя его на вес, отошел к окну и начал внимательно разглядывать оружие.
Лученко на всякий случай прижал рукой Пивторакожуха к стене, тревожно переводя взгляд с него на гетмана, Мгновенно представилось есаулу лицо Лаврина Капусты и то, что ожидало его; хоть и не случилось беды, но не миновать есаулу Чигиринского замка…
Пивторакожуха, силясь выглянуть из-за могучего плеча есаула, проговорил торопливо:
— Пистоль этот тебе, пан гетман, в подарок от меня…
Лученко рот разинул. Гетман вопросительно поднял брови. Под усами пробежала улыбка. Повернулся всем телом к Пивторакожуху и весело сказал:
— Впервые вижу, чтобы так дарили оружие…
— Гетман, — заговорил срывающимся голосом Лученко, — побей меня гром, это злодей, шляхетский шпион! Дозволь отвести его в замок. На пытке он все скажет.
— Отпусти его, — приказал Хмельницкий.
— Да что вы, ваша ясновельможность…
— Пусти! — сердито приказал Хмельницкий есаулу. — Говоришь, подарок? — спросил он, подходя к лавке, на которой, изрядно помятый кулаками есаула, сидел Пивторакожуха. — Да разве так подарки дают? Наставил в грудь пистоль, а потом говоришь — подарок? Недурной подарок — пуля в грудь. Ты кто? — грозно спросил Хмельницкий, строго заглядывая в широко раскрытые глаза Пивторакожуха.
— Оружейник и рудознатец, пан гетман, — тихо ответил Пивторакожуха, подымаясь на ноги.
Лученко на всякий случай не выпускал его руки.
— Пусти его! — крикнул гетман.
Лученко проворно отпустил руку чудака, но стоял, напряженно следя за каждым его жестом.
— Рудознатец? — переспросил гетман, — Оружейник, говоришь?.. А пистоль?
— Тебе, гетман, подарок мой. Ты прочитан — вон написано…
Хмельницкий поднес ближе к глазам пистоль и прочитал вслух:
«Да будет жизнь твоя вечна, как храбрость твоя, гетман Богдан».
— Я сам делал, — уже веселее сообщил Пивторакожуха. — А это всё есаул твой напутал. Поначалу пускать к тебе не хотел, а теперь за злодея считает…
У Лученко так и чесалась рука стукнуть по затылку проклятого разбойника.
Хмельницкий сел на лайку, все еще держа на ладони пистоль, и сказал:
— Садись, человече.
Пивторакожуха опустился на краешек скамьи, положив на колени худые, с длинными пальцами, точно облитые свинцом руки. Взгляд гетмана задержался на них, потом скользнул по обостренному лицу.
— Как звать?
— Пивторакожуха зовут его, — поспешил сказать есаул, чтобы хоть таким способом проявить себя.