Холодными глазами посматривал по сторонам Виниус. Встречные люди, низкие избы за палисадами, деревянные серые церковки, срубы колодцев, баба, перешедшая дорогу с ведрами на коромысле через плечо, собака, мирно лежащая у ворот, — все это презирал Адам Виниус.
9
Затрубили трубы. Из леса с бешеным лаем выскочила гончие. За ними солдаты несли на палках десяток косуль. Пагровые следы тянулись по снегу, оставляя в нем темные ложбинки.
Сумрак клубился кругом, и лес темнел все больше и больше. Доезжачие в коротких камзолах и высоких ботфортах, запыхавшись, на взмыленных лошадях, съезжались со всех концов леса.
Трубы смолкли. Трубачи уткнули медные трубы в бока, поглядывая на узкую дорогу, надвое рассекавшую гущу вековых сосен. Заметив в дальнем конце дороги всадника, они снова затрубили.
Из каменного охотничьего замка, увенчанного островерхой башенкой с амбразурами и стоявшего под скалой, невдалеке от лесной поляны, вышли канцлер Аксель Оксеншерна в коротеньком меховом кафтане и подканцлер Речи Посполитой Радзеевский в кармазинном плаще, подбитом мехом. Широкополая шляпа с пером была низко надвинута на глаза, так что видны были только закрученные острые усы, толстый багровый нос и широкий подбородок. Еще громче залаяли гончие. Солдаты, держа на палках косуль, вытянулись. Доезжачие замерли на месте.
Склонившись к гриве коня, на поляну галопом выехал всадник и, дернув удила, поставил серого в яблоках жеребца на дыбы. Шагах в трех от него остановился другой всадник. Оба они были в заячьих жилетах и кожаных штанах. На бортфортах серебрились шпоры. Первый был без шляпы, — должно быть, потерял ее на бешеном галопе. Оксеншерна и Радзеевский поспешили им навстречу.
Всадники легко соскочили с коней и кинули поводья стремянным.
Сойдясь на середине поляны, все остановились. Радзеевский снял шляпу и низко склонил голову перед всадником с открытой головой, Аксель Оксеншерна почтительно проговорил:
— Великий герцог Цвейбрикенский Карл-Густав. — И, после паузы, добавил тише: — Паи Иероним Радзеевский, подкаицлер Речи Посполитой.
Помолчав немного, как полагалось, Оксеншерна повел головой в сторону другого всадника, стоявшего в полушаге за спиной Карла-Густава, притопывая ботфортом, и сказал:
— Генерал Горн.
— С успешною охотой, ваше величество, — сказал по-французски Иероним Радзеевский, все еще не надевая шляпы.
Карл-Густав захохотал. Похлопал себя по ляжкам и, топыря поросшую редкою черною щетиной верхнюю губу, хвастливо заговорил:
— Да, нынче мне вправду повезло! Что, Аксель? — и ткнул большим пальцем Оксеншерну под ребро.
Тот охнул, отступил, взглянув на генерала Горна с укором. Видно, снова угощались у Бахуса? А ведь он же просил…
Предстоявшая беседа требовала трезвого ума и исключительной осторожности. Горн, перехватив красноречивый взгляд Оксепшерны и угадав его мысли, только плечами пожал: мол, попробуй удержи герцога! «Разве не говорил я — охотничий замок не место для переговоров».
Но Карл-Густав не настолько был под хмельком, как представлялся. Еще в лесу решил: пускай польский подканцлер видит — к беседе с ним Карл-Густав особенно не готовился. Встретились между прочим — и ладно. В конце концов ведь это мысль подканцлера — устроить встречу не в Стокгольме, а где-нибудь в ином месте, чтобы подчеркнуть ее приватный характер. К тому же такая встреча избавляла от лишних глаз, да и подканцлеру не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал о его пребывании в шведском королевстве и о беседе с герцогом.
— Что ж, пошли, — указал рукой Карл-Густав на замок и, широко расставляя ноги, как журавль, зашагал по снегу.
Оксеншерна, Радзеевский и Горн молча последовали за ним.
Они расположились за низким столом в большом зале с голыми каменными стенами и круглыми окнами под темным дубовым потолком. С балок потолка на крючьях свисали, растопырив крылья, восемь чучел орлов и ястребов — охотничьи трофеи герцога.
Карл-Густав сел у камина. Слуга, стоя на коленях, изо всех сил раздувал слабое пламя, которое никак не хотело разгораться, и едкий дым плавал в воздухе, щекоча ноздри, Карл-Густав пнул слугу ногой в зад.
— Скотина! Подлец! Не мог вовремя растопить?
Стирая руками сажу с лица, тот поднял на герцога глаза, полные слез.
— Ваше высочество, в трубе свили гнезда грачи, оттого плохая тяга.
— Я твоей головой, анафема, прикажу прочистить трубу! — заорал Карл-Густав и засопел, сердито поблескивая своими маленькими глазками. Что подумает этот спесивый шляхтич? Что это за охотничий замок у герцога Цвейбриккенского? Придорожный кабак, и все! Позор!