Я кивнул.
— Останусь с ней.
— Я так и думал. Но не позволяй этому отвлекать тебя.
Я проигнорировал его тон.
— Дай мне свой телефон, — попросил я Лэндона.
— Зачем? — спросил он, прищурившись.
— Эта маленькая вечеринка испортила Рейн семестр, и я собираюсь это исправить.
Он раздумывал всего несколько секунд, прежде чем передать мне телефон.
— Мне ведь не нужно говорить тебе, чтобы ты был осторожен, не так ли?
— Не нужно.
Я просматривал веб-сайт университета на крошечном экране, пока не узнал, как связаться с первым из профессоров Рейн.
— Доктор Майклс?
— У телефона.
— Это детектив Мастерсон из Майами-Дейд, — спокойно представился я. — Я звоню по поводу одной из ваших учениц, мисс Рейн Гейл.
— Да, сэр, — ответил он. По его голосу я понял, что он уже заинтригован. — У нее какие-то неприятности?
— Боюсь, сейчас я не могу обсуждать с Вами детали, — ответил я. — Мне просто нужно Ваше понимание и сотрудничество. Следующие несколько недель мисс Гейл будет находиться под охраной в ожидании важного судебного разбирательства за пределами штата. Излишне говорить, что она не закончит свой семестр, но ее беспокоит тяжелая работа, которую она уже проделала в вашем классе.
— Конечно! Сделаю все, чтобы помочь. Мисс Гейл — отличница. Мне было интересно, что с ней случилось.
— Она в полном порядке. Нам просто нужно сделать для нее все, что в наших силах, прямо сейчас. Не могли бы вы собрать все ее оставшиеся задания и переслать их?
Он согласился, как я и предполагал. Остальные ее преподаватели сделали то же самое, и Лэндон помог мне организовать доставку ее работ в университетский студенческий центр курьером под контролем Фрэнкса. Она получит все это в течение нескольких дней, и у нее будет время до первого мая, чтобы закончить и вернуть его. Это давало ей достаточно времени.
И теперь ей было о чем подумать, кроме того, что я должен был сделать.
Завтрашние мероприятия были назначены. По крайней мере, сейчас я был готов провести время со своей семьей.
Глава 11
Вернувшись в помещение, которое Фрэнкс выделил для Рейн и Алекса, я неловко сидел за столом на кухне, пока они ели сэндвичи. Рейн предложила мне один, но это была нездоровая пища в моем понимании, поэтому я отказался.
— А ты не можешь дать ему что-нибудь более здоровое? — пробормотал я.
— Он всего лишь ребенок, Бастиан. Это арахисовое масло и желе, а не шоколадные батончики.
Я посмотрел на содержание сахара на этикетке банки с желе и съежился. Хлеб, который Рейн использовала для сэндвичей, тоже был мягким и белым.
— Господи, Рейн. Это же чистое дерьмо!
— Следи за языком! — прошипела она.
Я закатил глаза, но знал, что она права. Посмотрел на Алекса, но он был увлечен арахисовым маслом и не обращал на меня никакого внимания.
— Он меня не слышал, — сказал я.
— Может быть, не в этот раз, — возразила она.
— Все равно это дерьмовая еда.
— Ну, это то, что мне дают. Не то, чтобы я сама ходила по магазинам. Ты же знаешь, я обычно не покупаю такие вещи, потому что ты всегда закатываешь истерику.
Ладно, с этим я не мог спорить. Хотя мог бы посоветовать придуркам, работавшим у Фрэнкса, купить ей еду получше. Конечно, я понятия не имел, что дети любили есть — разве они не должны быть придирчивыми или что-то в этом роде? Неужели мне придется извергать множество аргументов о том, почему овощи должны быть съедены?
Я был настолько не готов к отцовству, что это даже не смешно.
Пока сидел и думал об этом, я понял, насколько правильным было это утверждение. Я не знал, что делал. Рейн казалась такой естественной с Алексом, а я даже не знал, что он захочет съесть на ужин. Но потратил годы усилий на то, чтобы задвинуть воспоминания о его существовании как можно дальше на задворки своего сознания; я даже не думал о том, что была необходимость в какой-либо информации о детях. Не мог использовать свое прошлое преступника, перескакивающего из одной приемной семьи в другую, в качестве модели.
Понятия не имел, что делать с шестилетним ребенком. Я даже не знал, с чего начать.
— Бл*дь, — пробормотал я себе под нос.
— Бастиан! — зарычала Рейн. — Прекрати это!
Я уже собирался выйти из комнаты, чтобы выпустить целую череду ругательств, когда заговорил Алекс.
— Ты не должен говорить плохие слова, папа.
Это единственное слово растопило меня. Оно растеклось по моей плоти, как теплая вода в ванне, и погрузилось в меня так глубоко, что я мог чувствовать его в самом своем сердце. Мое горло словно сжималось, а в глазах нарастало жгучее давление. Я почувствовал, как пальцы Рейн коснулись моего бедра, и заставил себя сглотнуть.