Шлыкова очень огорчила неорганизованная эвакуация Бреста.
- Началась она под огнем немецких батарей и под бомбежкой с воздуха, рассказывал Федор Иванович. - Вывезти удалось лишь некоторые ценности. Продукция и оборудование предприятий оставлены в полной сохранности. Да и то сказать, кто решится на свой риск и страх взорвать предприятие или завод, если большинство рабочих оставались на месте? И чем взрывать? Ведь ничего не приготовили для этого.
- К сожалению, даже военные склады, размещавшиеся в Бресте, остались врагу целыми, - отметил командарм. И тут же повернулся в мою сторону. - Вот что, Леонид Михайлович, на случай, если противник прорвется в Жабинку, Кобрин и Пружаны, наметьте сегодня же с начальником инженерных войск и подготовьте к взрыву наиболее важные объекты. А чтобы нас не обвинили в самоуправстве, доложите наши соображения в округ н запросите оттуда хотя бы устную санкцию...
Па командном пункте становилось все многолюднее. Возвратились из войск начальники различных служб и отделив армейского управления. Командарм провел с ними краткое совещание. Речь шла о том, как быть, что делать. Решили сосредоточить все усилия по обороне. На случай прорыва противника к Жабинке наметили оборудовать в тылу несколько новых оборонительных рубежей. В районе Кобрина эта задача возлагалась на сводный полк. По реке Мухавец, от Буховичей до Пружан, такой рубеж предполагалось создать силами одного из полков 205-й моторизованной дивизии и не имеющими боевых машин подразделениями 30-й танковой дивизии. В районе Березы на строительстве оборонительного рубежа использовались главные силы 205-й моторизованной дивизии.
Сильно поредевшие и страшно уставшие части 28-го стрелкового корпуса, едва сдерживая натиск превосходящих сил врага, все плотнее прижимались к Жабинке. Туда же отходила понесшая значительные потери 22-я танковая дивизия, преследуемая двумя танковыми дивизиями немцев. С танкистами смешались команды новобранцев, к ним присоединились семьи командиров, жители Бреста и даже артисты московской эстрады, которые накануне выступали в брестском театре.
К 15 часам командир 22-й танковой дивизии генерал Пуганов донес, что все силы, которыми он располагает, сосредоточились в восьми километрах юго-западнее Жабинки. Потом от него поступило сообщение о тяжелом ранении начальника штаба подполковника А. С. Кислицына. \112-113 - Схема\
А около 16 часов меня вызвали на запасной командный пункт армии, в район Запруды (20 километров северо-восточнее Кобрина). С этим пунктом по проводам наркомата связи сумел наконец связаться начальник штаба округа генерал Климовских. Вместе со мной на переговоры поехали и командующий армией, и член Военного совета. В их присутствии я кратко доложил по телеграфу обстановку и получил от генерала Климовских следующие указания:
"Штаб округа развернулся в штаб Западного фронта. Объявлена общая мобилизация. Армию перевести на штаты военного времени. Войска соседней с вами армии в 10 часов дрались на границе. С тех пор связи с ними нет. Командующий фронтом приказывает 4-й армии: контрударом, главным образом силами корпуса Оборина, разгромить противника в районе Бреста и выйти к границе. В помощь вам из полосы соседней армии, с рубежа Бельск - Гайновка, будет действовать в направлении на Брест механизированный корпус генерала Ахлюстина".
Мы только руками развели.
- Да разве наши обессиленные войска, почти лишившиеся поддержки с воздуха, смогут нанести контрудар под Брестом?! - воскликнул Шлыков. - Смогут ли еще корпуса Попова и Оборина удержать оборот на подступах к Жабинке?
Я поддержал Федора Ивановича:
- Корпус Ахлюстина в Бельске только формируется. Боевой техники и машин у нею меньше, чем у Оборина. Рассчитывать на помощь этого корпуса едва ли следует.
- Надо просить округ утвердить наше решение о переходе к обороне, обратился Шлыков к командующему.
- Хотите, чтобы нас назвали трусами и отстранили от командования армией? рассердился Коробков. - Если хотите, можете вносить такое предложение лично, от себя...
От имени командования армии я передал Климовских, что мы приступаем к подготовке контрудара.
Из телеграфного аппарата опять потянулась лента. Начальник штаба фронта сообщал:
"Для участия в контрударе утром из Пинска к Бресту направилась Пинская флотилия под командованием контр-адмирала Д. А. Рогачева. Правофланговые войска Юго-Западного фронта, примыкавшие к нам южнее Влодавы, сдерживают врага в 10-12 километрах от границы. Не дайте возможности противнику вклиниться в стык между фронтами в Полесье, Ваш сосед, 10-я армия, на белостокском направлении обороняется на границе, а левофланговыми дивизиями ведет бои на подступах к Беловежской пуще".
Заканчивая переговоры, Климовских передал распоряжение генерала Пазлова связаться с 10-й армией и передать в ее подчинение нашу правофланговую 49-ю дивизию.
"Вместо этой дивизии, - заключил Климовских, - к Барановичам из тыла выдвигается стрелковый корпус, который вольется в состав вашей армии".
Тотчас же после этих переговоров был написан приказ о нанесении на рассвете 23 июня контрудара в брестском направлении: 14-м механизированным корпусом с рубежа Видомль - Жабинка и 28-м стрелковым корпусом из района Жабинки.
Командиру авиационной дивизии было послано в Пинск приказание - поддержать сохранившимися самолетами действия механизированного корпуса.
Основной командный пункт армии переместился в Запруды. Оттуда удалось установить проволочную связь с обоими корпусами, а также с Пружанами и Пинском. Для укрытия от налетов вражеской авиации мы впервые отрыли узкие щели.
Решение нанести на рассвете контрудар не сняло вопрос о тыловых оборонительных рубежах. Около 19 часов я выехал в Кобрин проверить, что там делает сводный полк. Этим полком, собранным, как говорят, с бору да с сосенки, командовал начальник отдела боевой подготовки армии подполковник А. В. Маневич. В его распоряжении было до двух батальонов пехоты, артиллерийский дивизион и две роты танков.
Вместе с Маневичем мы прошлись вдоль всего рубежа, потом наметили объекты для взрыва на случай, если противник овладеет городом. Эвакуировать что-либо из Кобрина по железной дороге было уже поздно: станция и значительная часть путей были разрушены. Кобринский райвоенком пешком отправлял в Пинск команды мобилизованных. Точно таким же порядком пришлось эвакуироваться и большинству семей командного состава управления армии. Они напрасно просидели несколько часов поблизости от станции в ожидании специальных поездов.
Когда я возвратился в Запруды, я неожиданно встретился там со своим товарищем по Академии Генштаба полковником Л. А. Пэрном. Я знал, что он служит начальником штаба во 2-м стрелковом корпусе, дислоцировавшемся в районе Минска.
- Неужели второй корпус прибыл к нам на подмогу? - невольно вырвалось у меня.
Пэрн отрицательно покачал головой:
- Я всего-навсего делегат связи от десятой армии. Война застала командование нашего корпуса на полевой поездке под Белостоком, и командующий армией Константин Дмитриевич Голубев приказал ехать к вам в качестве его представителя.
От Пэрна я узнал, что в середине дня войска генерала Голубева прочно занимали оборону у границы и лишь на флангах, особенно на левом, отошли на несколько километров к востоку. Штаб 10-й армии находился в лесу западнее Белостока. Связи со штабом фронта не имел. Авиационная дивизия там, так же как и у нас, в первые же часы войны потеряла большую часть своих самолетов.
Вслед за делегатом связи от соседней армии в Запруды прибыл и представитель штаба фронта. Им оказался генерал И. Н. Хабаров, накануне войны помощник командующего округом по военно-учебным заведениям, а теперь и сам не знавший своей должности. Его устаревшие сведения об обстановке и доставленные им письменные приказы об "уничтожении прорвавшихся фашистских банд" вызвали лишь чувство досады. Но Хабаров приехал к нам не только с этим. Он сообщил о выдвижении в район Слоним, Барановичи 47-го стрелкового корпуса. Хабаров заверил, что сам видел первые эшелоны управления корпуса и одной его стрелковой дивизии, следовавшей из Бобруйска. Другая стрелковая дивизия из Гомеля уже выгружалась в Барановичах. Третью, расположенную в Слуцке, вечером начнут перевозить фронтовым автотранспортом по Варшавскому шоссе к Березе.