Не успели мы отпустить делегата, как прилетела немецкая авиация и, нащупав войска, расположенные поблизости от шоссе, стала их бомбить. Командарм решил переместить командный пункт восточнее Слуцка и расположить его позади оборонительного рубежа отрядов 28-го стрелкового корпуса. Однако это решение оказалось запоздалым. Около 8 часов танки противника пожаловали в Гулевичи. Один работник штаба был убит, двое ранены.
Только на подступах к Слуцку противника остановил мотострелковый полк танковой дивизии Богданова. Своими героическими действиями он немало способствовал и нашему выходу из-под удара врага.
Когда колонна штаба армии следовала через Слуцк, город был охвачен пожарами. Тысячи людей с табунами лошадей и гуртами скота спешили к переправе через Случь. С чердаков ломов вели стрельбу пробравшиеся в город диверсанты. На одной из улиц кто-то бросил в нашу колонну ручною гранату. Кто, так и не удалось установить...
Генерал Попов, занимавший несколькими подразделениями 28-го стрелкового корпуса оборону по реке Случь, показал нам свои позиции. Здесь же располагался окружной запасной полк, которым теперь тоже распоряжался Попов.
Командарм осмотрелся и только рукой махнул. Оборона на реке Случь была очень ненадежна.
Чтобы усилить ее, сделать противотанковой, Коробков приказал полковнику Тутаринову выставить на западной окраине Слуцка, у шоссейного и железнодорожною мостов, два отряда механизированного корпуса. Остатки 30-й танковой дивизии во главе с полковником Богдановым отводились во второй эшелон за Слуцк и должны были седлать Варшавское шоссе в восьми километрах восточнее города. Туда же Тутаринов направил батальон пехоты, сформированный из военнослужащих, отбившихся от своих частей.
Для организации обороны на реке Березина я предложил послать в Бобруйск группу командиров армейского управления. И хотя командующий согласился, нетрудно было заметить, что отнесся он к моему предложению очень холодно. Позже я узнал, что еще утром Коробков разрешил командиру 47-го корпуса генералу Поветкину не выезжать в район Барановичей, а возвратиться в Боборуйск и организовать там оборону, используя для этою прежде всего свои корпусные части.
До второй половины дня 26 июня сам командарм, член Военного совета и большинство руководящих работников штаба находились на переднем крае. Армейский инженер полковник Прошляков роздал в части со складов 55-й дивизии пилы, лопаты, топоры, а начальник артснабжения - ручные гранаты Основные дороги от Слуцка на восток, особенно Варшавское шоссе, заваливались подпиленными деревьями и перекапывались. Дорожные мосты разбирали. Полковник И. В. Тутаринов приспосабливал для заграждений на дорогах неисправные автомашины и даже танки. У некоторых заграждений выставлялись пулеметы и орудия.
Около 16 часов, когда мы собрались на командном пункте, из Пинска прибыл один из наших посланцев. Он сообщил, что в районе Пинска собралось много отошедших туда разрозненных частей и подразделений, а наша авиационная дивизия выбыла оттуда железнодорожным эшелоном в Гомель.
Я предложил командующему выслать к Пинску управление 28-го стрелкового корпуса во главе с генералом Поповым. Там, мне казалось, он сможет организовать настоящий корпус и активными действиями из Полесья на север притянуть на себя из вражеского тыла значительные силы.
- А то несколькими отрядами, обороняющимися под Слуцком, командуем и мы с вами, и Попов, - аргументировал я свое предложение.
Командарм не возражал. Однако окончательное решение этого вопроса отложил до возвращения из штаба фронта посланного туда делегата связи.
В течение дня фашистские танковые дивизии при поддержке авиации несколько раз атаковали нас в районе Слуцка, но захватить город и прорваться через реку Случь не смогли. К 18 часам большие потери в танках принудили противника прекратить атаки. Это было достигнуто прежде всего благодаря героизму и самоотверженности отрядов механизированного корпуса, возглавленных лично Иваном Васильевичем Тутариновым. Немаловажную роль сыграли и заграждения, сооруженные под руководством полковника Прошлякова.
В районе Барановичей противник несколько потеснил наши стрелковые дивизии, но приблизиться к городу вплотную тоже не смог. Там стойкость нашей обороны в значительной мере обусловливалась распорядительностью генерала Хабарова, прибывшего под Барановичи накануне.
Вечером возвратился из Минска наш делегат связи. Примерно на полпути между Минском и Слуцком он наткнулся на командный пункт генерала Никитина. Там ему сообщили, что танковые дивизии этого свежего мехкорпуса занимают оборону, юго-западнее Минска, а моторизованная дивизия под командованием генерал-майора Ф. А. Пархоменко направляется к Слуцку. Связи со штабом фронта у Никитина тоже не было, и наш делегат проследовал дальше.
- Подъезжая к Минску, - докладывал он, - я уже издали увидел над городом клубы дыма. В городе заехал страшную сутолоку. Все улицы запружены бесконечными потоками машин и подвод. Люди стремятся к мостам, через Свислочь. Штаб фронта разыскать не удалось. Говорят, что еще утром он перебазировался в район Могилева. Случайно встретил своих бывших сослуживцев. Они сообщили, что в пятнадцати - двадцати километрах северо-западнее Минска идут бои с прорвавшимися от Молодечно крупными танковыми силами немцев. Достоверность этих данных не вызывает сомнения. Глухая артиллерийская канонада была ясно слышна в городе. Обратно из Минска я едва выбрался сквозь поток встречных машин. Дважды попадал под бомбежку немецкой авиации, в результате которой в городе вспыхнули новые пожары.
Не могу найти слов, чтобы выразить, как ошеломили нас трагические вести о прорыве немецких танков к столице Белоруссии от Молодечно. Значит, и на другом крыле фронта противник вклинился так же глубоко, как и в полосе 4-й армии. Внезапность вражеского удара, превосходство противника в силах, особенно в танках и авиации, одинаково сказались на обеих фланговых армиях.
Коробков, не глядя на нас, тихо проговорил:
- Все эти дни меня не раз охватывало сожаление, что на мои плечи взвалили непосильный груз командарма. Думалось, что, если бы меня не выдвинули на этот пост, я куда увереннее командовал бы своим корпусом в районе Вильно. А теперь вот выяснилось, что на виленском направлении обстановка сложилась такая же тяжелая, как и у нас...
Сознание, что командование и штабы других армий фронта находятся примерно в таком же положении, как и мы, заметно изменило поведение командарма. Он стал менее угрюмым и замкнутым. Грубые нотки в обращении с окружающими исчезли. Надо сказать, что перемена в настроении командарма в какой-то мере коснулась и меня, и Федора Ивановича Шлыкова.
- Плохо, что у нас в тылу вдоль Варшавского шоссе до самого Днепра почти нет войск, - заметил как-то Шлыков.
- В районе Пуховичи, между Минском и Бобруйском, размещается воздушно-десантный корпус под командованием генерал-майора Жадова, - поправил я.
В другое время Коробков, наверное, отмолчался бы. А теперь он отреагировал немедленно:
- Кому-нибудь из вас следует поехать к Могилеву и разыскать командование фронта. Надо доложить обстановку без прикрас и просить выдвинуть к Бобруйску хотя бы одну дивизию. В полосе четвертой армии сейчас самым опасным является прорыв по Варшавскому шоссе. Поэтому я решил генерала Попова с его корпусным управлением и сводным отрядом в Пинск не отправлять, а поручить ему организацию обороны на реке Птичь.
Это решение было разумным. Мы с Федором Ивановичем поддержали его. И генерал Попов, сформировав сводный отряд из нескольких разрозненных подразделений, выехал на автомашинах по Варшавскому шоссе к мосту через реку Птичь. Командование всеми частями и отрядами на реке Случь было возложено на полковника Тутаринова.
В ночь на 27 июня 24-й моторизованный корпус группы Гудериана захватил северную часть Слуцка и военные городки. Командный пункт Тутаринова переместился в район Калиты, а армейское управление решено было перевести в Старые Дороги. Перед отъездом туда я заглянул к Тутаринову, чтобы лишний раз напомнить ему о необходимости любой ценой удержаться здесь до того, как будет подготовлена оборона в районе Бобруйска.