Однако, когда Нарком обороны посетил штаб руководства, Белов все же попытался переубедить его и привлек на помощь начальника штаба и меня.
- Отмена выброски десанта приведет к изменению утвержденного вами плана маневров, а это сейчас никак невозможно, - в три голоса докладывали мы. - К тому же по прогнозу погоды большой скорости ветра в намеченное для выброски время не ожидается. И нарком уступил нам.
- Из двух воздушно-десантных бригад, подготовленных к десантированию, разрешение даю только одной бригаде, - сказал он. - А за безопасность вы отвечаете головой.
Десант был выброшен успешно. С его помощью войска "красных" захватили плацдарм на восточном берегу Днепра, а затем прорвали оборону "синих" и устремились на Кричев, Гомель.
Мог ли я думать, что через четыре года на этих рубежах, примерно в таких же условиях, какие сложились для "синей" стороны, мне придется руководить тяжелыми оборонительными боями 4-й армии с прорвавшимися сюда фашистскими полчищами!
На маневрах я ближе познакомился с членом Военного совета округа армейским комиссаром 2 ранга А. И. Мезисом. Он не считал себя большим знатоком оперативного искусства, но зато был блестящим организатором партийно-политической работы в войсках. И это дало свои результаты.
- Всех порадовали глубина и многообразие форм политической работы на маневрах, - отмечалось на разборе.
Многим понравилась и сама концовка маневров, которая ни в каких планах не значилась и явилась своего рода сюрпризом. Это был грандиозный парад войск в районе Довска. Организатором его был сам командующий.
На обширном ровном поле заранее появились обозначения мест построения каждой части. Предназначенная для парада обширная территория была радиофицирована. Для высшего командования и гостей построили трибуны.
В течение нескольких часов под звуки сводного духового оркестра перед трибунами проходили пехота, конница, артиллерия, танки, саперные части. А над ними пролетали самолеты. По количеству участников это был самый крупный парад, какие только знала до того Красная Армия.
Белорусские маневры 1937 года произвели на всех огромное впечатление. Командиры и бойцы с гордостью говорили о росте мощи нашей армии, которая в то время была бесспорно самой сильной в мире. Убедились в этом и присутствовавшие на маневрах иностранные гости. Они собственными глазами увидели, что Советские Вооруженные Силы обладают первоклассной техникой.
Однако следует сказан, и об одном существенном недостатке как этих, так и многих других войсковых учении предвоенного периода. Хотя проводились они обычно как двусторонние, внимание руководства и инспектирующих лиц привлекали главным образом вопросы наступления. Войска обороняющейся стороны всегда как-то оставались в тени. Им уделялось внимание лишь постольку, поскольку они выполняли вспомогательную роль в проигрыше наступательной операции. Мы явно недооценивали вероятного противника; к оперативной обороне, особенно в условиях начального периода войны, готовились плохо, А между тем вооруженные силы фашистской Германии, обильно субсидируемые заокеанскими монополиями, росли в то время, как на дрожжах. Агрессивные намерения Гитлера, его ненависть к Советскому Союзу становились все более очевидными. Не оставляла сомнения и враждебная позиция тогдашних правительств Румынии, Польши.
Вскоре после маневров командующий Белорусским военным округом решил проверить прочность наших границ. По боевой тревоге были подняты сначала войска, дислоцированные в районе Полоцка, а затем и в районе Минска, где у нас имелись укрепленные железобетонные сооружения с пушками и пулеметами. В каждом таком сооружении (лоте) круглосуточно нес службу небольшой гарнизон. А позади укрепрайонов располагались обычные стрелковые соединения, которые по особому сигналу должны были тоже выдвигаться к границе и при обороне ее становились войсками усиления укрепрайонов. Одним из таких соединений был стрелковый корпус под командованием комдива Т. И. Шевалдина, другим - стрелковый корпус во главе с комдивом В. И. Кузнецовым. Проверка готовности этих двух соединений к выполнению своих ответственных задач выявила ряд существенных дефектов. В частности, штаб корпуса Кузнецова, дислоцировавшийся в то время в Могилеве, из-за удаленности от своих войск оказался не в состоянии по-настоящему управлять их выдвижением к границе.
Вслед за проверкой боевой готовности войск, расположенных в районе Полоцка и Минска, начальник штаба округа возглавил группу, которая занялась проверкой состояния частей и подразделений, находившихся в лесисто-болотистых районах северо-восточной части Полесья, где также имелись железобетонные сооружения (Мозырский укрепрайон). Здесь оборона оказалась более надежной, что блестяще подтвердилось в первые месяцы войны.
Особенно беспокоило нас положение в районе Бобруйска и Слуцка. Направление это было чрезвычайно важным и в то же время наиболее слабым. Железобетонных укреплений со специальными гарнизонами здесь не имелось. Участок железной дороги Осиповичи - Слуцк, а также вновь построенный участок Слуцк - Тимковичи были одноколейными, с очень низкой пропускной способностью. Чтобы тщательно изучить это направление и наметить меры по усилению его, требовалось время. Возглавить эту работу командование округа поручило мне и армейскому инспектору комкору Е. И. Ковтюху.
Епифан Иович Ковтюх широко был известен всему советскому народу по замечательной книге А. Серафимовича "Железный поток" (там он выведен под именем Кожуха). Но когда военная судьба свела меня с ним вплотную, я неожиданно обнаружил, что оригинал сильно отличается от портрета. Ковтюх оказался очень интеллигентным, широко образованным человеком с артистической внешностью и манерами. Остроумный собеседник, он при первом же знакомстве покорял всех своим обаянием. Правда, те, кто знали его продолжительное время, постепенно приходили к выводу, что Епифан Иович несколько избалован своей популярностью. По-видимому, этот вывод был правильным. Но самому Ковтюху страстно хотелось стать еще популярнее, и ради этого он решался иной раз на самые рискованные эксперименты. Помню, как одно время многие вдруг начала подмечать странные перемены в поведении Е. И. Ковтюха. Он стал хмурым, неразговорчивым, а если и говорил, то нарочито нелитературным языком, пересыпая свою речь украинскими словами. Я не удержался и спросил его, чем это объясняется.
- Вы видели кинокартину "Чапаев"? - ответил Ковтюх вопросом на возрос.
- Кто же ее не видел?! Только не понимаю, к чему вы клоните.
- Сейчас объясню, - оживился Ковтюх. - Мы готовим киносценарий для картины, которая будет называться "Железный поток", а возможно, просто "Кожух".
Я согласился, что по талантливой книге Серафимовича можно написать прекрасный сценарий. А если еще привлечь хороших артистов и опытного режиссера, картина может получиться замечательная.
- Артист уже есть, - сказал Ковтюх и с несколько смущенным видом признался: - Я уже давно мечтаю сам сыграть роль Кожуха. Представляете, какая это будет сенсация: герой гражданской войны Кожух не литературный персонаж, его настоящая фамилия Ковтюх, он жив-здоров и в картине снимается.
Я хотел было возразить против этой странной затеи, но Епифан Иович перебил меня:
- Подвиги, какие совершил Чапаев в гражданскую войну, совершали и другие командиры, причем у некоторых подвиги были значительнее чапаевских. Чапаев стал известен всему миру не потому, что он лучше всех, и даже не из-за того, что появилась книга Фурманова, хотя Фурманов первый создал этот прекрасный образ. Славу Чапаеву принес кинофильм. Одновременно кинофильм сделал знаменитым и артиста Бабочкина. Играй Бабочкин хоть пятьдесят лет в столичном театре и будь еще в десять раз талантливее, его, кроме москвичей, мало кто знал бы. У нас есть очень талантливые артисты и в Художественном. и в Малом театрах, но если они не снимались в кинокартинах, ставших популярными, имена их остаются неизвестными широким массам...
В дальнейшем Ковтюх при встречах со мной неоднократно возвращался к разговору о постановке кинокартины с его личным участием и даже читал мне отрывки из сценария. Я не помню, кто был автором этого сценария и принимал ли участие в его разработке Серафимович. Мне известно только, что некоторые эпизоды, включенные в сценарий, были написаны по личным воспоминаниям Ковтюха. В книге Серафимовича этих эпизодов нет.