Кто из детских друзей мне был другом, я не знал и потому не спешил бегать искать. Ведь это же дети, они сами объявятся. К тому же брат и сестра были не намного старше меня, и им тоже еще было интересно играть, как и мне, потому что организм был детским и сам просил двигаться. Мы собирали луки и делали стрелы из алюминиевой проволоки, которой было очень много. На наконечник прилепляли шарик, чтобы после выстрела стрелу можно было легко найти. Иногда делали мишень и стреляли по ней. А еще брали штакетник, располовинивали, прицепляли резинку и стреляли крышками от бутылок по игрушечным человечкам. С харкалок стреляли по мухам, катали покрышки, представляя себя машинами, иногда проезжая по коровьему дерьму. Воевали с кустами репейника, а потом собирали соцветия и лепили различных зверей. Жевали гудрон у реки. Из телефонного кабеля выдирали проводки и плели разноцветные футляры для стержней. Купались в речке. Рыбачили. Воевали на камышах, как на саблях. Пасли коров, пока родители были на работе. Ели паслен, который рос в заброшенном огороде у соседей. Бегали в посадки, чтобы пожевать ранетки и плоды лоха серебристого, который мы называли финиками. Непривычное и смешное по названию дерево было высотой 1–4 метра, с сильным корневищем, которое может отходить на восемь метров от куста, иногда образуя заросли. Ветки колючие, с шипами по 3–5 сантиметров. Мы их срывали и, пока шли домой, полностью объедали все ветки. На огороде находили норы тарантулов, заливали их водой, а когда тарантулы вылезали, убивали их штыковой лопатой. Кидались плодами дикого огурца. Играли в жмурки, прятки, шахматы, акционер, домино и детское лото. У нас не было ни телефонов, ни компьютеров, ни приставок и каких-то необычных игрушек, а была лишь куча всяких предметов, с которыми можно было импровизировать. Так мы собрали кораблик из пенопласта и приделали к нему моторчик на пальчиковых батарейках, который благополучно утонул, когда пенопласт перевернулся. Собрали пневматику, создав воздушный клапан из альтернативных вещей. И вообще, в целом, было очень много всего сделано и многое пережито, что в век интернета исчезло. Мои дети не знали мир таким. Это я помнил. И когда вечером я сидел и смотрел на горящий фонарь возле нашего дома, на который из темноты слетались мухи и прочие летающие существа, то невольно грустил, понимая, что мое детство уходит с каждым днем, приближая день переезда. Но оно уходит не только у меня, оно уходит у всех. Даже у тех, кто еще не родился, потому что образовавшееся после перестройки общество потребления частично лишило детей периода детства.
– Пошли запечем рыбу на костре? – предложил я Сабиру на следующий день.
– А ты умеешь? – спросил он, глядя на меня карими глазами.
– Скоро узнаем, – сказал я, и мы отправились на речку ловить рыбу.
Сабир был другом детства, на пару лет младше. Но для меня все были детьми, и потому было без разницы, плюс пару лет или минус.
Наловив окуней, мы разожгли костер в ямке и, пока огонь горел, почистили рыбу, выпотрошили ее, посолили, положили внутрь листья шиповника и черной смородины, а после завернули содержимое в листья лопуха. Когда костер прогорел, мы поместили свертки на угли и засыпали золой, немного притрамбовав. Затем снова разожгли костер на минут двадцать, с интересом обсуждая пиршество, которое нас ожидало. С нетерпением выкопав свертки, мы обнаружили, что рыба была очень вкусной. Поедая ее, помечтали о том, как зажарили бы целого кита, а после отправились купаться. День уходил. На следующий день интерес к готовке не остыл. Мы снова разожгли костер, но на этот раз решили пожарить улиток и мидий, которых у нас в речке было в избытке. Когда костер прогорел, мы закинули их на пропекание. Минут через десять маленькие улитки все прокипели, и мы их попробовали. Мяса в них было на зубок, поскольку из съедобного была только ножка, а при термической обработке она уменьшалась до маленького комочка. Учитывая, что улитка длиной всего пару сантиметров, то и кушать в ней было нечего. На вкус мясо было пресным и немного отдавало речкой. С мидиями было примерно так же, но мяса в них было уже побольше. Мы разочаровались в приготовленном, но попробовать было интересно. Наесться мы, конечно, не наелись, но и цели такой не преследовали. Разойдясь в экспериментах, поймали несколько крупных кузнечиков и пожарили на палочке. На вкус они напоминали креветок. Из неприятного было то, что их лапки упирались и при прожевывании казалось, что кузнечик во рту оживал. Возможно, это была детская фантазия со своими тревогами, а может, мы их и правда недожаривали, но мы не слишком заморачивались. На следующий день мы жарили уже лягушек. Перед приготовлением я брал их за задние лапки и ударял головой о камень, чтобы оглушить и не причинять боль при разрезании. Затем мы сдирали с них шкуру, словно штаны, насаживали на веточки в виде мини-рогатин и прожаривали над углями до готовности. Мясо было вполне вкусным, но его было тоже мало, как и в случае с речными мидиями. В качестве эксперимента полевой кухни это было интересным и довольно запоминающимся. В прошлом я никогда не пробовал так готовить, но в этой жизни решил попробовать то, что не успел раньше по каким-то причинам. Была энергия, время и был интерес. Грех было не экспериментировать.