Устав от мелкого корма, мы решили зажарить суслика – те постоянно свистели в поле целыми семьями. Трудность была в том, чтобы кого-нибудь из них поймать. Сабир предлагал догнать и оглушить палкой, но шансов у нас на такое не было. Поэтому решили использовать старый способ: взяли веревку, сделали петлю, петлю повесили на нору так, чтобы суслик обязательно сунул голову внутрь и при попытке куда-то побежать, затянул петлю у себя на шее. А чтобы попавшийся суслик не убежал, приколотили клин и привязали к нему другой конец веревки. Просидев весь день, добычи мы так и не дождались, но на следующий день я пришел уже один, Сабир не смог пойти со мной. В петле сидел пойманный маленький зверь. Я посмотрел на него и отпустил. Энтузиазм пробования пропал. Да и одному не было большого интереса готовить пищу. Наверное, я просто оправдывал свое нежелание без надобности убивать пойманное существо.
Вечером у меня сильно разболелась голова. Я уснул. Проспал, наверное, всего час, но успел потерять счет времени. В сновидении я увидел девушку. Она была ростом ниже меня на полголовы. Мы стояли у берега, я обнимал ее со спины и сказал что-то вроде: «Ты чего дергаешься?», а она ответила: «Ну, комары же кусают». Затем я проснулся. Голова не болела, но осадок от увиденного остался. Благодаря ему я понял, что сильно втянулся в детство и начал забывать все, что было у меня до появления в нем. В памяти уже не получалось восстановить в точности свою первую жизнь, а тот, второй раз уже забывался. Это заставило меня начать думать о том, что происходит в моей жизни, куда я иду, что со мной будет и не забуду ли я вообще все свое прошлое. Этот мир был реален, я его проверял, и он не кончался за столько недель, как обычный сон. Это было точно.
Не найдя границ и понимая, что моя проживаемая реальность не мнимая, а вполне настоящая, я взялся за ручку, чтобы разобраться, что со мной стало и что происходит. Еще меня удивило то, что я проигнорировал смену реальности и, вопреки здравому смыслу, начал просто жить детской жизнью, будто всегда здесь жил. В итоге накопилось много вопросов без ответов, и одним из главных стал «Почему я снова начинаю жить после смерти, и почему в одном случае я попадаю в детство, а в другом – в какую-то чужую жизнь и реальность?»
Сколько я ни думал, в итоге получал только гипотезы. В первый раз я, видимо, умер естественной смертью и потому все помнил, потом стал ребенком; второй раз – суицид, и потому я оказался в другом месте уже взрослым и другим собой; третий раз – убийство по стечению обстоятельств, и потому я оказался ребенком, но начал все забывать. В итоге ключом к переходу стала смерть. Вид смерти определял мою память и реальность. Таким образом, я получал совершенно непонятный по своим причинам механизм переселения сознания. Чтобы проверить правильность рассуждений, нужно было проделать нечто из этого, чтобы понять, верна ли моя гипотеза. Самым быстрым был суицид. Я подготовил веревку, но в итоге повеситься так и не решился. Во-первых, это стало бы трагедией для семьи, а во-вторых, я боялся, что гипотеза может оказаться неверной, и я просто исчезну, потому что в таком раннем возрасте еще не умирал и не знал, в каком возрасте появился бы, если бы умер. Из чего я сделал вывод, что лучше не торопить события и просто пожить. Посмотреть, что из этого выйдет. Умереть я всегда успею.
Следующей проблемой для меня стало исчезновение воспоминаний о прошлой жизни. Немного подумав, я принял решение написать записки в будущее, но уже через несколько листов понял, что они не охватывают весь объем знаний, который я имел и который мог бы мне пригодиться в будущем. Тогда я решил писать свою биографию по жизням, чтобы можно было рассказать себе о том, что уже было со мной, чего стоит бояться, на что обращать внимание и к чему стремиться. Причем, я решил все оформить в виде автобиографической книги, о которой знал только я, чтобы ни у кого не возникло никаких вопросов, если они увидят мои тетради. Так я и поступил. Каждый день я писал, и писал, и писал, тратя все свободное время на то, чтобы записать все, пока память сохраняла прошлое. Конечно, написано было коряво, ведь я не был профессиональным писателем и писал, как школьник, который пытался рассказать то, что знал, но не умел выразить словами. Написанное не планировалось для массового чтения, и потому я писал максимально откровенно, чтобы мне было понятно все, что нужно было понять.