Мне было жаль Ольгу. Она ждала мужа из психушки, а вернулся другой человек. В моей памяти сохранились ее глаза, когда меня выводили из кабинета психиатра. В них была паника. Кажется, мужа она любила больше жизни и была готова даже поверить мне, лишь бы он вернулся из небытия и все стало как раньше.
– Как самочувствие? – спросил меня Семен Алексеевич, когда я более-менее пришел в себя.
– Хочется пить, – ответил я.
Доктор осмотрел меня. Голову давило в подушку, она была будто свинцовая. В глазах мутнело.
– Кажется, развезло на старых дрожжах, – прокомментировал Семен Алексеевич.
– Это был аминазин? – спросил я.
– Нет. Тизерцин. Он быстрее успокаивает. Думаю, вам еще нужно время, чтобы прийти в себя. Увидимся завтра.
– Угу, – ответил я, после чего меня отвели в общее отделение, выделив новую койку. Пролежав некоторое время, я отключился, но проснулся ночью от шума в палате. Кто-то стучал по стене чем-то тупым и мягким, непонятно чего добиваясь и, собственно, от кого. Встать, чтобы остановить немного раздражающее безумие, было лень. Понимание того, что я вновь оказался в клинике, довольно быстро настигло даже спросонья, но уже не вызвало никакого протеста. Лекарство явно еще действовало.
Утром меня привели к Семену Алексеевичу.
– Я вижу, вам стало лучше, – сказал доктор, жестом приглашая присесть напротив.
– Помните, я вам рассказывал о том, что со мной было? – спросил я.
– Да, припоминаю.
– Хорошо. – Я посмотрел на стол, а затем на доктора. – Мне нужно вернуться. Понимаете, произошла ошибка. Меня здесь не должно быть! Я хочу, чтобы вы вкололи препарат, который использовали раньше, и отправили меня снова туда. Потому что там сейчас другой человек, который находится вместо меня и тоже, возможно, нуждается в помощи.
– Другой человек? – заинтересовался Семен Алексеевич.
– Да. Муж Ольги. Видимо, препарат нарушил пространственные границы и нас бросило в альтернативные тела. Звучит как полный бред, но смотрите: у меня другие привычки, не как раньше, морщинки на лице изменились, а это значит, что появился другой характер и, возможно, даже темперамент. И, что немаловажно, у нас совершенно разный почерк. Вы ведь сами знаете, что почерк невозможно резко изменить или подделать.
– По этой причине вы решили, что живете чужой жизнью?
– Я чувствую, что живу чужой жизнью! Это может казаться параноидной шизофренией, но тогда почерк не изменился бы. А он другой!
– Напишите что-нибудь на листе, – сказал доктор и протянул мне чистый листок и синюю ручку.
– Что угодно? – спросил я.
– Да. Пару предложений.
Посмотрев в окно, я сделал запись: «Мне нужно, чтобы вы просто поверили и дали мне шанс попробовать, и, если не получится, я соглашусь на любой диагноз, который вы мне решите поставить».
– Могу заплатить, если хотите, – произнес я, отодвигая лист от себя.
– Но, если сработает, вы исчезнете и появится другой человек, который не будет помнить об этом разговоре, – ответил Семен Алексеевич.
– Да, вы правы. Я могу поговорить с женой, и она привезет деньги. Она будет рада возвращению своего настоящего мужа.
– Знаете, я был бы рад вам помочь, но дело в том, что нет никакого препарата. Мы вам подыграли, чтобы вы сами постепенно все вспомнили и разрушили то, что мы вам рассказали. Память должна была вернуться. Мы надеялись. У вас симптомы ретроградной амнезии. Вы физически пошли на поправку, но до сих пор совершенно не помните свою настоящую жизнь.
– В смысле?! Что вы такое говорите? Была ведь комиссия!
– Я читаю лекции в вузе на кафедре психиатрии и пригласил студентов-аспирантов поучаствовать в небольшом эксперименте, который, кстати, немного помог вам адаптироваться к реальной жизни. Жаль, что ненадолго. А ведь решение было действительно хорошим.
– Этого не может быть! – растерялся я, бегая глазами по столу и взявшись за голову.
– Сами посмотрите. – Доктор протянул лист с моей записью и лист, написанный мной, когда я только пришел в себя и писал, что думаю. Текст начинался так: «Человек создал для себя выбор, выбор дал варианты. Ориентация на удовольствия развратила варианты и создала общество потребления…».
– Ну, правильно! Я же только появился после эксперимента в этой жизни, – выдохнув, произнес я.